Оройко-ойуун
Как рассказывают, это был очень сильный шаман, обладающий гипнозом и другими таинственными чарами. Причем своим мастерством Оройко был обязан не кому-нибудь, а самим индийским магам, проживающим очень далеко, за Гималаями. Немудрено, что остальные шаманы даже не пытались соревноваться с ним в мастерстве и признавали его превосходство. Все односельчане уважали Оройко-ойууна, боялись его орлиного взора и даже гордились, что именно в их наслеге жил такой великий маг. Его родной дед, наслежный князь, по слухам, был сильно верующим человеком и носил, не снимая, нательный крест, а Оройко любил ездить на своем любимом коне, посадив тому на холку рыжего кота.
И за одну ночь мог камлать в девяти разных местах. Так, встречались на дороге двое мужчин, и по обыкновению один спрашивал у другого, какие, мол, новости? Второй отвечал, что всю ночь у них проводил камлание Оройко-ойуун. Первый же утверждал, что Оройко камлал именно у них. Таким образом, можно было насчитать аж девять балаганов, где за одну и ту ночь камлал этот ойуун. Однако никто не мог с достоверностью доказать, где же был настоящий Оройко, а где его двойники.
Его слава разнеслась далеко за пределами родного наслега и улуса и, наконец, дошла до самого господина исправника, проживающего в городе Якутске. Он, конечно же, не поверил этим россказням, но, так как рассказы об удивительном шамане повторялись, решил самолично посмотреть на этого человека. Поэтому через улусного кулуба* велел передать, чтобы Оройко явился пред его светлые очи и показал ему свои чары. Кулуба, естественно, оправил в наслег Моорук гонца, который самолично передал приказ господина исправника. Однако своенравный и грозный шаман наотрез отказался ехать в город и показывать чары какому-то исправнику, до которого ему никакого дела не было. Местный кулуба, боясь гнева вышестоящего начальника, так и так пытался убедить Оройко не гневить грозного тойона, но не тут-то было. Пришлось передать исправнику, что, мол, шаман не желает ехать в город.
Разгневанный таким непослушанием, исправник послал из города казаков, которым было велено: без шамана не возвращаться! Вскоре в наслег прибыли казаки и, крепко-накрепко связав упрямого шамана кожаными прочными веревками, засунули его в мешок, бросили на сани, для пущей верности двое дюжих казаков уселись на мешок верхом. От этого наслега до города было около десяти кёс*, то есть довольно далеко, за один день не доедешь, по дороге приходилось где-нибудь переночевать. И вот за всю эту долгую дорогу пленник ни разу, к великому удивлению стражников, не застонал, не покряхтел, не пожаловался, не попросился по-маленькому, не ел, не пил…
Наконец показался город, доехав до тюрьмы, казаки вытащили мешок с шаманом и поволокли к начальству. Тот приказал открыть завязанный мешок, развязать путы и вытащить строптивого шамана на свет. Казаки кинулись исполнять приказ. Каково же было их изумление, когда, развязав мешок, они обнаружили не шамана, а … трухлявую колоду, крепко связанную кожаными веревками. Увидев это, исправник в гневе вскричал: «Мерзавцы, вы что мне привезли, чертовы дети, дураки?! Вы издеваетесь, что ли, надо мной!» Те только хлопали глазами и разводили руками. Под конец, не получив от них никакого внятного объяснения, господин начальник велел отправить в холодную камеру незадачливых казаков.
Назавтра на свежую голову решил еще раз поговорить с ними, но в это время, откуда ни возьмись, вдруг зашел сам Оройко-ойуун и спросил: для чего его вызвали из родного наслега в такую даль? Очень удивленный и заинтригованный, исправник стал выспрашивать у шамана, как это, мол, у него получается быть в один день в девяти разных местах, да еще и камлать? И пусть, дескать, рассказывает всю правду, в противном случае пригрозил посадить в холодную камеру и посечь розгами, чтоб неповадно было врать и морочить людей.
- Да, - спокойно ответил Оройко, - я действительно могу за один вечер находиться в разных местах и камлать. Если не верите, можете спросить у моих земляков-моорукцев.
- Нет, ты нагло врешь! – не выдержал исправник. – Такого просто быть не может! Подлец, обманываешь меня, ты, наверное, дурак, да? В ответ на гневную тираду Оройко даже глазом не моргнул, а, наоборот, широко заулыбался, чем довел и без того сердитого тойона до бешенства. Он, вызвав охрану, велел заточить наглеца в холодную одиночную камеру и закрыть на замок. И отправился домой, думая про себя, что за ночь тот одумается и признается в обмане, а если он действительно пособник дьявола, то пусть сгниет в этой тюрьме, туда ему и дорога! Однако его назавтра ожидал неприятный сюрприз. Как только господин исправник явился на работу, ему доложили, что вчерашний инородец, шаман, вместо тюрьмы, заложив руки за спину, разгуливает в центре города на базаре. Тут же был вызван начальник тюрьмы, который клялся и божился, что собственноручно запер инородца в камеру и в подтверждение своих слов вынул связку ключей из кармана.
- Тогда иди и приведи этого дьявола сюда! – приказал исправник. Начальник, как ему было велено, оправился в камеру, чтобы воочию убедиться в том, что узник находиться там, где ему подобает быть. Каково же было его удивление, когда он, открыв камеру тяжелым ключом, никого не обнаружил, зато на нарах – как бы в насмешку над всеми - валялась все та же трухлявая колода. От страха у него затряслись руки и ноги, но делать нечего! – прихватив казаков, он отправился на торговую площадь. И конечно же, обнаружил там вчерашнего инородца-шамана, как ни в чем не бывало разгуливающего по базару и ведущего беседу с торговцами. На него тут же навалились, скрутили и поволокли прочь.
- Вот, привели, господин исправник! – доложили.
- И где он был?
- На базаре.
- А как он там оказался, если, как вы утверждаете, он должен был находиться под замком? – строго спросил тойон.
Но в ответ начальник тюрьмы только развел руками. Назавтра история повторилась. Утром неугомонный шаман вновь был обнаружен не в холодной камере, а все на том же базаре. На этот раз напуганы были все, тем не менее решили наказать строптивца и высечь его розгами. Несколько здоровенных казаков в поте лица секли его розгами, но и на этот раз шаман не издал ни звука. И вдруг оказался возле господина исправника, который восседал за столом и взирал на экзекуцию, и сказал тому на ухо: мол, что это казаки не стараются и плохо секут Оройко-шамана, нехорошооо… От неожиданности тот вздрогнул и закричал не своим голосом:
- Ты не человек, ты абаасы, сам сатана во плоти! Сгинь с глаз моих долой! И больше не показывайся!
Опомнившиеся от этих криков казаки увидели, что секли не человека, а сухую древесину, и устыдились этого.
Так великий шаман Оройко Ыстапаан, проучив господина исправника, благополучно вернулся на родину, в наслег Моорук. Однако после этого случая недолго прожил там и отправился в сторону реки Вилюй. И больше на родину не возвратился, так и пропал. В родном наслеге остался жить единственный сын Хабырыыс. От него родился также единственный сын Уйбаан Бочороох, от которого родились двое сыновей и несколько дочерей. От одного из сыновей Бочорооха родился один сын, который впоследствии стал учителем и участвовал в Великой Отечественной войне. У него не было сыновей, так что на нем ветвь Степановых – прямых потомков Оройко Ыстапаана – оборвалась. От дочерей Бочорооха пошли уже другие роды, под другими фамилиями…
Ойуун – шаман.
Кулуба – улусный голова.