Отравленная жизнь

Дорогой мой читатель, жизнь иногда бывает такой, что не остается ни минуты для размышлений над абстрактными проблемами. Она ставит перед человеком только самые конкретные вопросы, только «Быть?» или «Не быть?» и только конкретные ответы «Да» или «Нет». Такой оказалась жизнь моего героя, не сумевшего одержать победу над самим собой, мальчика, заблудившегося в переулках своей окраины.

Еще мальчишкой он бегал со всеми ребятишками на озеро купаться, слонялся от скуки по улочкам своего района, собирал «бычки» у магазина и так же как все дворовые мальчишки дрался до «первой крови». Двор на двор, стенка на стенку и просто так, внутри двора. Двор был естественным продолжением дома, правда, домом его был угол с кроватью в большой комнате, которую занимала вся его семья.

Отец занимался воспитанием сына на ходу, между пьянками. Погружаться в его интересы считал делом неблагодарным, да и пустой тратой времени. В пьяном бреду он запугивал грехами и грозил кулаками всем без исключения, цеплял грехи ко всему сущему, даже к деревьям и столбам, не признавая их лишь за собой, ибо не мог отличать в своих поступках грешного от праведного. Мать с утра до вечера пропадала на работе. Ей было важно, чтобы сын был одет, обут, а остальное уж как-нибудь.

В крови его были неистовость отца и легкий нрав матери, а в душе царил такой хаос, что даже строгие учителя школы не могли навести в той душе хоть какой-то порядок. Взрослея, еще больше взбудораживалось все то, что до времени было приглушено, жило только в зародыше, еще не проклевываясь к жизни. «Жертва темных сил», - крестясь, говорили сторонние, глядя на мальчика с глазами холодных огней. Характер его был далек от совершенства, настроения менялись с непостижимыми крайностями, он мог быть то чрезмерно добрым, то злым до жестокости. Минуты радости и веселья уступали место целым дням душевной апатии. Уже с малых лет его влекло на широкие просторы. Улица манила, звала, там была настоящая жизнь, потому что там опасность, игра с огнем, игра во взрослых, и даже если там погибнешь из-за несдержанного характера, то и тогда это будет радостнее, чем прозябание здесь,…на окраине…. у черта за пазухой.

Шли годы. Двор давно опустел и дом уже наклонился в сторону, как будто устал стоять. Друзья, приятели, шумно сопровождавшие его, пропадали: кто-то уезжал в поисках лучшей жизни, кто умирал от наркотиков, другие исчезали бог весть куда. Все больше он ощущал одиночество и ненужность. Счастье не является человеческой приметой, потому глубоко-глубоко, в самых отдаленных закоулках этого счастья, живут отчаяние и страх перед ничем. Его растерзанную душу ничто не увлекало, ни на чем он не мог сосредоточиться, временами его охватывала дикая тоска, и тогда он начинал метаться из стороны в сторону……. Только белый порошок укреплял его хилое тело.

Привычное ему бренное тело, как и прежде, было его, но теперь оно избавлялось от надоедливого земного притяжения, становилось легким, сильным, и хотя над разумом сгущалась и нависала плотной завесой тьма, тело прорывало его, оставляя разум барахтаться где-то там, вне его.

И снова птицы летали в нем, и шумели ветра наслаждения в его невесомом теле. Плавно кулисой закрывались глаза, и тогда он шел по широкому бульвару. В сизой дымке рассвета просыпался город. Туман постепенно рассеивался, таял, расступался занавес, давая начало представлению с тысячами актеров. Вырастали целые кварталы со своими красками, звуками, жизнью. Солнце лишь только касается золотых куполов церквей и крыш домов, а на улицах уже оживленно. Открываются маленькие и большие ресторанчики, художники рисуют свои пейзажи, большой базар открывает свои лавочки с пышными булочками и яблоками в шоколадной глазури. Люди занимаются своими делами, не обращая внимания на других, люди трудятся, куда-то торопятся, чтобы «первыми» занять свое место «под солнцем».

Он шел по просторным проспектам, любовался красивыми зданиями, закованными в бетон и стекло. Уютные маленькие дворики, ухоженные клумбы, постриженные газоны. Парки, сады, пруды – все приводило в восторг. Музеи, театры, здесь все достижимо, здесь люди тянутся к солнечному свету по белому дню.

Вечер мягко опускается на город, и тысячи огней рассыпаются искрами на улицы, проспекты, бульвары. Набережная в ожерельях разноцветных фонарей, на водной глади сонно плавают стаи лебедей и уток. Необыкновенные фонтаны с изумрудной водой в каменном обрамлении, украшены скульптурами и ночной подсветкой. Люди бросают монетки, потому что верят в сказку трех монет. За ночь, конечно же, все металлические кружочки выловит хранитель ключа от города и выпьет за здоровье всех жителей. Как знать - вдруг загаданные желания возьмут и сбудутся. Город не спит, он оживает. Призывно светятся огни ресторанов и баров, дамы в шляпах кутаются в нежности меха, и на широкой площади звучит музыка, играют уличные музыканты, которые не собирают денег, а поют и играют просто так, для души. Взлетают огни фейерверков. Все здесь прекрасно: счастье по райдеру, жизнь – Голливуд.

Не успев прийти в себя, он снова жаждал впасть в блаженное состояние, граничащее с потерей сознания, ибо выйти на дневной свет, где снова проявится твоя немощь, у него не хватало сил и воли. Он снова и снова стремился провалиться в пропасть небытия. В состоянии ломки уже ничего не замечал, видел только собственные руки в беспрестанном движении. Удивлялся, почему их так много и почему они все время двигаются. Руки поднимались, заламывались, все время просили, кричали и плакали. Это было невыносимо! И он снова глотал белый порошок. И прозрачная тишина вновь окружала его со всех сторон, наполняла душу, и комнату свою видел или не видел, все уплывало от него, исчезало беззвучно, мягко, тихо и медленно.

С ненавистью он смотрел на опустевший двор, улицу, которая когда-то заменила ему все, там была вся его жизнь. Он был неразделим с ней, жил среди страданий и непокорности, ненависти и недовольства, без любви и милосердия, всегда одинокий, всегда наедине со своей судьбой. Улица, некогда принявшая его в свои цепкие объятия, потом безжалостно выдавила его. Для нее бывший мальчишка стал чужим, она не испытывала к нему ни любви, ни сочувствия, ни уважения. Улице нужен новый призыв, армия должна пополняться.

Сам же он чувствовал, как разрушается его тело, незаметно, медленно, но неуклонно, и никакая сила не может предотвратить это ужасное разрушение. Разрушался его мир. Он ненавидел себя, ненавидел все то, что окружало его, ненавидел друзей, и если бы стал палачом, велел бы отрубить ноги. Ноги - чтобы к нему никто больше не приходил…... Снова плавной кулисой закрылись глаза от наслаждения, для лучшего сна….

Врачи были бессильны. Все в нем было отравлено. Это был к бездне направленный шаг.

Вся в черном, тоненькая и хрупкая, словно девочка, стояла 70-летняя мать над телом своего сына. Ее истерзанная душа давно натянулась на лицо, и ни звука от нее, ни вздохов, ни движения, только горе и звенящая пустота...

***

К большому городу бегут переплетенные между собой улочки, утопая в весенних водах и нечистотах. Улочки сворачивают в проулочки. Большие и малые, извилистые и прямые, непролазные и зловонные. На расползшихся мусорных баках густо сидят мухи: большие и черные, изнеженные и избалованные, безнаказанные и неприкосновенные, ибо только они чувствуют себя хозяевами времени.

Арина ВАСНЕЦОВА