Проклятый пан-бархат

Ведь никогда не знаешь, каким глазом посмотрит на тебя человек, наделенный сверхспособностями, и от греха подальше старались лишний раз на глаза ему (или ей) не попадаться. Надо сказать, что взгляд у них, действительно, был тяжелый и пронзительный. Поэтому старались им всегда угождать, никогда не перечили, боясь их гнева: проклятие шамана, говорят, падало не только на обидевшего его человека, но и на весь его род. «Смертельно обиженный шаман простоял целые сутки без пищи и воды, глаза его слезились, но голова была гордо поднята наверх. Походя на дьявола, шаман причитал самыми страшными словами. Он проклинал князька и клялся ему отомстить...» И на третий день после проклятия в дом наслежного князя, который по молодости и дурости оскорбил почтенного старца, со стороны жилища шамана прилетел вихрь и, перевернув все, со страшной силой вырвался наружу. С тех пор напал страшный мор и на его многочисленные стада, и на его семью: дети мужского полу все как один умирали, не дожив до десятого года – так повествует легенда в романе якутского писателя Ивана Гоголева «Черный стерх».

И даже сейчас, в 21 веке, большинство из нас также не будет, наверное, браниться с человеком, который позиционирует себя словом «экстрасенс». Так, на всякий пожарный, даже если не особо-то и верит в его способности. Как говорится, береженого бог бережет, и вообще, мало ли...

Одна моя приятельница, с которой когда-то очень тесно общалась, всегда была помешана на таких случаях и была прямо-таки напичкана всевозможными байками, легендами, мифами. И весьма темпераментно, выпучив глаза, с придыханием в голосе, их рассказывала. Иногда, помнится, даже сердилась, когда мы скептически усмехались или посмеивались во время ее рассказов. И, что интересно, именно с ней – такой вроде бы суеверной и соблюдающей все обычаи и ритуалы - произошел случай, о котором мне хотелось бы рассказать. 

Вика тогда заочно училась в другом городе и два раза в год ездила туда на сессии. Это были годы тотального дефицита, в магазинах хоть шаром покати, если что выбросят (слово-то какое странное было!), мгновенно вырастали длиннющие очереди – со скандалами, руганью, иногда даже драками. Причем очереди образовывались независимо от того, что продавали, и нужен этот товар кому-нибудь или нет, потому как все это можно было перепродать или обменять. Как и все иногородние студентки-заочницы, Вика в свободное от работы время ходила по торговым центрам в поисках какого-нибудь дефицита. Однажды в центральном универмаге в отделе тканей она очень удачно попала, когда торговали импортным пан-бархатом невиданной красоты. Надо сказать, что Вика была по специальности модельером-закройщиком и училась тоже по этой же части, поэтому, куда бы ее ни забрасывала судьба, она в первую очередь обходила магазины тканей и фурнитуры: в то время все это: кнопки, стразы, кружево, тесьма – было большим дефицитом в Якутске. Она заняла очередь, которая весьма живо продвигалась, поскольку отрезы были заранее подготовлены и в одни руки больше трех метров не давали. 

По мере того, как на глазах у волнующейся очереди таяли стопка вожделенной материи, у Вики замирало сердце: а вдруг ей не достанется? По закону подлости частенько так и случалось, что именно перед ней все заканчивалось. Пожилая женщина, стоявшая за Викой, тоже волновалась и даже цокала языком. «Последний отрез! – крикнула продавщица, вручая Вике сверток. – Больше нет и не будет! Все продано!» Не помня себя от счастья, Вика вышла из толпы недовольных гомонящих женщин и направилась к выходу. На крыльце почувствовала, что кто-то довольно бесцеремонно схватил ее за локоть – это была та пожилая женщина, которая стояла за ней и которой не хватило ткани. Сначала она не поняла, что ей нужно, потом услышала:

- Доча, уступи отрез! Заплачу вдвойне, очень нужно мне...- Большие черные глаза смотрели на нее с мольбой. Вика опешила от ее наглости: почему она должна ей уступать, с какой стати? Ведь она честно отстояла очередь и не виновата, что кому-то не досталось. И потом, зачем ей, старухе, такая ткань? А она, Вика, когда стояла в очереди, даром времени не теряла, в уме уже был готов фасон нарядного платья, от которого все ее коллеги просто отпадут от зависти.

- Мне тоже ОЧЕНЬ нужно! – заносчиво ответила она, выделяя интонацией слово «очень», и хотела идти дальше. Но женщина по-прежнему крепко держала ее за локоть и смотрела на нее, как будто хотела запомнить на всю оставшуюся жизнь. Потом вдруг изменилась лицом и, прикрыв глаза, что-то зачастила на каком-то другом, непонятном Вике, языке. «Ненормальная какая-то, больная на голову», - подумала она и, резко вырвавшись, чуть не упала. «Пусть гноем вытечет твое нутро!» - вдруг услышала она русские слова и замерла. Женщина, оскалив зубы, злобно усмехалась... «Не больная, а настоящая ведьма!» - запоздало сожалея, что не отдала ткань, подумала Вика.
По приезде в родной город она еще долго помнила слова проклятья, может, поэтому руки как-то не доходили до злополучного отреза. Он лежал и как будто ждал своего часа. И дождался наконец. К старшей сестре приехала подруга из одного из северных улусов и, как это водится, привезла на продажу оленьи заготовки на унты. Я уже говорила, что в те времена каждый второй чем-то торговал. Сестра позвонила Вике: мол, тебе не надо? А у нее как раз старые унты просили каши, вот и поехала она после работы в гости к сестре и зачем-то прихватила тот отрез. И, как говорится, не прогадала. Увидев красивую ткань, гостья не устояла, уступила одни заготовки по приемлемой цене, почти бесплатно. На радостях Вика в тот же вечер нарисовала фасон, раскроила ткань и даже сделала первую примерку, так что той оставалось по приезде домой только построчить все это на машинке.
Прошло полтора года. Как-то, придя за чем-то к сестре, Вика обнаружила сестру заплаканной. Оказалось, что та ее подруга, из Севера, чем-то страшно заболела, и ее срочно отправили в город на обследование.

- Ты не поверишь, от нее остались кожа да кости. А помнишь, какая она была – кровь с молоком! Тут предполагают самое худшее, вчера перевели в онкологию, - сказала сестра.
- А что у нее? – спросила Вика.
- Говорят, что желудок... На той неделе будут оперировать.
- Ну, может, обойдется, мало ли что они говорят, помнишь, и Кате С. говорили, но она до сих пор жива-здорова. 

Но у подруги сестры, к сожалению, врачи обнаружили последнюю стадию рака желудка и, сделав два сеанса химиотерапии, отправили домой: по их словам, что-либо сделать было уже поздно. Весной того же года женщина, еще совсем молодая, здоровая и до этого никогда не обращавшаяся к врачам, умерла. Сестра ездила на похороны и вернулась оттуда в глубокой печали. А Вике в те дни часто снился один и тот же сон: во сне за ней гналась пожилая цыганка, крича страшные слова проклятья. Она в ужасе просыпалась и потом долго не могла заснуть. Ни сестре, ни кому из своих близких она не рассказывала про тот случай в магазине. Но однажды рассказала мне. Ей, видимо, хотелось, чтобы кто-то развеял ее догадки, сомнения, а может, она подспудно чувствовала вину – за то, что, испугавшись, передала проклятый отрез другому человеку.
- Я совсем забыла про эту женщину и ее слова, а не шила себе, потому что все ждала подходящего случая! – говорила она. - Наверное, надо было отдать ткань той цыганке, пускай бы подавилась им! Но, с другой стороны, почему именно я должна была ей отдать, почему она, как банный лист, прилипла ко мне?

Вика, как всегда, села но свою любимую тему: почему Я ДОЛЖНА? Это было ее самое употребляемое выражение, на этой почве она даже развелась с мужем. Они вечно выясняли, кто должен мыть посуду, кто должен готовить ужин, кто должен забирать детей из детского сада и прочее и прочее...Она говорила, что если зарабатывает не меньше, а иногда и больше, то почему и дома, приходя с работы, должна вкалывать не покладая рук. И нарочно заявлялась домой только после того, как обойдет всех подруг или родственников. В иной раз сталкивалась в дверях с мужем, который, скорей всего, тоже где-то околачивался в надежде, что жена придет раньше и приготовит ужин. Да и с работой была такая же аналогичная история. Имея, так сказать, золотые руки и талант, Вика нигде долго не удерживалась, поскольку везде весьма темпераментно и дотошно начинала выяснять, кто что должен делать и в чьи обязанности это входит. 

Конечно, я не думаю, что она нарочно отдала ту ткань ни в чем не повинной женщине из северного улуса. И вообще, может быть, слова цыганки тут не имеют никакого отношения, может, вот так бессимптомно протекала ее болезнь, которая сама выбирает себе жертвы. Кто это может сказать наверняка? Мне вспоминается другой случай, описанный русским писателем Александром Куприным в повести «Олеся». Главная героиня, избитая односельчанками, в припадке злобы и отчаяния бросает в толпу слова проклятья. И слова, произнесенные с особой страстью и ненавистью от всего сердца, сбываются на завтрашний же день: гроза, которая медленно накопляла свои силы, разражается крупным, с грецкий орех величиной, градом, который побивает весь урожай, казалось, все жито было потоптано ногами. Даже деревья остаются без единого листика. А ведь, как признается сама Олеся, она пригрозилась просто «..со зла и стыда», не думала, что ее слова станут пророческими. Это не может быть просто совпадением: слова имеют очень большую силу. Особенно произнесенные с особым чувством, в пылу ненависти и злобы. Может, стоит задуматься об этом, когда в пылу ссоры роняем слова, о которых потом жалеем?