Социопат

В наше-то время… Прос­то парень не любит людей, социопат. Учится где-то, получает образование в среднем учебном заведении, худо-бедно с кем-то общается, как-то сдает экзамены и зачеты. Правда, никогда никому не смотрит в глаза, все время куда-то вбок. Кажется, мать боится собственного сына, это видно, так сказать, невооруженным взглядом. Когда Ваня заходит на кухню, где мы расположились, женщина втягивает голову в плечи и сразу замолкает. Она, как меня сразу предупредили, бывшая алкоголичка, хотя это видно невооруженным взглядом по помятому лицу со следами былой красоты. В больших светло-карих глазах застарелая горечь, седина плохо прокрашена у корней, плохая стрижка – все это придает ей какой-то неряшливый вид. Хотя в молодости Зоя действительно была первой красоткой в родном поселке. Замуж вышла рано, как говорит, по страстной взаимной любви за своего одноклассника, которого ждала с армии. Родители Зои отдали им частный дом, а сами переехали в один из каменных домов, где у них была квартира. Дом был довольно добротный и крепкий, с банькой и огородом, единственное, что омрачало, он стоял далеко на отшибе, около сельского кладбища. 

Первый сын трагически погиб по вине свекра, который взял маленького мальчика в лодку, лодка перевернулась, и мальчик утонул. Как установило следствие, мужчина был выпившим. После этой трагедии муж, сильно любивший своего первенца, стал прикладываться к бутылке и через какое-то время пристрастился к этому. И, как часто случается, втянул в это дело жену. Через какое-то время Зоя забеременела и родила второго – Ваню. Ребенок родился недоношенным, рос слабым и хилым. Муж Степан почему-то сразу невзлюбил мальчика и совсем не подходил к ребенку.    

Мальчик рос замкнутым и к четырем годам почти не разговаривал. Ни с кем не дружил, да и не было рядом соседей с детьми его возраста. Любил прятаться от всех, еле его находили. Когда подрос, стал убегать на кладбище и пропадал там часами. Что делал, одному богу известно. В это время родители оба по-черному пили, приняв на грудь, выясняли отношения, дрались смертным боем, да так, что вскоре из посуды и мебели мало что осталось. Никто не озаботился судьбой малыша – ни родственники, ни органы опеки, ни милиция, так как в поселке было полно маргинальных семейств, многие вообще нигде не работали. А тут оба родителя худо-бедно работали, пили по вечерам, в свободное время. 

* * *

А мальчику с такими родителями было очень плохо. Он недоедал, часто ложился спать без ужина, плохо спал из-за постоянных пьяных скандалов, был нервным и дерганым, вздрагивал от всего и с тревогой ждал вечера. Если к матери он относился более-менее хорошо, то отца ненавидел всей глубиной своей маленькой исстрадавшейся души. Кстати, ненависть со временем стала взаимной. Он даже подозревал, что папа ему не родной, поскольку мальчишка ничем не походил на него. Тот ни разу не купил ему даже самой дешевой игрушки или подарка, никогда не приносил с работы хотя бы шоколадку, ни разу не посадил его на колени, не катал, как другие отцы, на спине, изображая коня, не погладил по голове, не взял с собой в лес или на речку. Все покупала только мать. 

Мальчик в глубине души жалел мать, часто ходившую с синяками по телу и фингалом под глазом. Ему хотелось встать на ее защиту, но уж больно он боялся пьяного отца, который в таком виде мало походил на человека. В его комнате стоял большой деревянный шкаф для одежды, оставшийся от дедушки с бабушкой. Он всегда был полупустой, на одинокой вешалке висела его школьная форма, несколько свитеров и рубашек лежали на полке – вот и вся одежда. С самого раннего детства он прятался в этом шкафу, иногда даже спал там, взяв с собой подушку и постелив свое старенькое одеяло. Родители после скандала «вырубались» кто где и спали, как говорится, без задних ног. Им было не до сына. Маленький, он ждал, что дверь откроется и зайдет мама, возьмет его спящего на руки и переложит на кровать, ляжет рядом, обнимет, успокоит… 

Как-то ему стало совсем не по себе, мать кричала так страшно, что мальчику показалось, что отец ее убил. Он был  в своем убежище и почти засыпал, когда услышал материнский пронзительный крик. От страха его как будто парализовало, он зажмурился и стал по-детски молиться, призывая на помощь неизвестно кого. Через какое-то время он, кажется, все-таки заснул и в полусне почувствовал, что кто-то взял его за руку и погладил ее. Удивленный, он приоткрыл веки и увидел… мальчика. Своего ровесника. Тот тоже был в шкафу, сидел около него. Страха не было совсем, хотя было непонятно, кто это и как он оказался в их доме. Наоборот, пришло успокоение и куда-то ушел страх. Ваня опять провалился в сон.  С тех пор этот таинственный мальчик стал приходить к Ване, когда ему было особенно страшно и одиноко. 

* * *

Когда Ване было десять лет, неожиданно умер отец. Допился до белой горячки. Хотя Зоя говорит, что муж умер вовсе не от белой горячки, а внезапно сошел с ума. И виноват в этом не кто иной, как собственный сын. Это он, Ваня, довел отца сначала до сумасшествия, а потом и до смерти. Как-то раз они сидели ужинали. Степан был, как всегда, выпившим, но не пьяным, никак не пьяным. По обыкновению, он стал придираться сначала к ней, Зое: мол, опять не так сварила, не так положила… Зоя не отвечала, так как в тот вечер она была трезвой, накануне приходили со школы и сильно настращали, что, если она не перестанет пить, подготовят документы на лишение ее материнских прав и так далее, в общем,  прочитали мораль. Ей стало страшно, что  она может остаться без сына, потому женщина помнит тот вечер очень хорошо. Потом муж переключился на сына, который сидел, уткнувшись носом в тарелку, и не поднимал головы. Внезапно мужчина рассвирепел и ударил мальчика кулаком в голову. Зоя не успела и рта раскрыть, все произошло мгновенно. Мальчик медленно поднял голову и посмотрел на отца…. Женщина не видела его взгляда, а просто почувствовала, что из глаз мальчика как будто полыхнуло разрядом такой силы, что мужчина упал со стула и по-звериному зарычал: абаасы, абаасы! пошел отсюда! Потом почему-то встал на четвереньки и  таким образом выбежал на улицу, скатился с крыльца на землю и завыл. И выл, не переставая, до самого приезда скорой помощи. Когда его выписали, он стал панически бояться мальчика и все время кричал жене: «Смотри, их же двое! Почему, скажи мне, их двое?» И, чтобы заглушить страх, стал пить все без разбору, пока не отравился суррогатом. 

После его смерти Зоя с сыном продали дом и приехали в город, купили комнату в общежитии. Зоя работала в магазине, подружилась там с одной женщиной, тоже, как и она, вдовой, они вдвоем пили по выходным у той женщины. Однажды Зоя чуть не замерзла, спасибо добрым людям, что спасли, а в другой раз напилась на работе, и была большая недостача, пришлось платить. В третий раз – это случилось накануне Нового года – она, отметив на работе чей-то день рождения, пришла домой изрядно подшофе. Сын сидел за столом … а напротив него сидел еще один парень, точь-в-точь такой же, как ее сын. С тех пор она бросила пить, говорит, как отрезало, не могу, боюсь…