Старик в шляпе из конского волоса

* * * 

Женщина сидела на скамейке и плакала. Сначала молча, а потом вслух, во весь голос. Видно, у ней случилось большое горе. Прохожие, не останавливаясь, проходили мимо, хотя не каждый день случается такое, когда на скамейке средь бела дня плачет прилично одетая женщина. Не бичиха какая-нибудь и не пьяная...

* * * 

С Ульяной Петровой случилось самое страшное, что может случиться с женщиной ее возраста: за два года до выхода на пенсию она получила уведомление о сокращении. И это при том, что все были уверены: уж ее-то, вдову с двумя несовершеннолетними детьми, отличного экономиста, да и вообще хорошего человека, предстоящие пертурбации не коснутся. Так что для женщины вручение зловещего квиточка было настоящим ударом. Ну куда она пойдет искать работу – без связей, без могущественных родственников, накануне выхода на пенсию? Сыну на тот год предстоит поступать, а этим летом она обещала детям отдых в Китае... С большим трудом ей удалось справиться с собой в присутствии коллег, но, выйдя на улицу, не смогла удержаться от подступивших рыданий. В последний раз она так плакала, наверное, в детстве. Слез было так много, что даже намок воротник плаща, они все текли и текли, не принося облегчения. Люди, идущие мимо, с удивлением смотрели на нее, но никто не подходил, никто не спрашивал, в чем дело. Можно было, конечно, не подписывать приказ или, как некоторые, подать в суд за незаконное увольнение, но, зная характер начальницы, дамы, мягко говоря, стервозной и мстительной, она понимала, что даже, если ее восстановят на работе, спокойной жизни ей не видать как своих ушей, поскольку при желании прикопаться можно к любому работнику. К тому же по натуре она была абсолютно неконфликтная и часто просто терялась, когда замечала, что к ее работе начинают придираться. Наверное, поэтому начальница не трогала других, которым палец в рот не клади, откусят тут же, а решила сократить ее и принять на ее место «своего». 

С таким лицом ей нельзя идти домой и показываться детям, потому женщина все сидела и сидела на влажной от недавнего дождя скамейке, судорожно вздыхая от новых рыданий. 

 
Она не помнила, сколько времени просидела в горестном оцепенении, и, когда очнулась, обнаружила, что уже не одна на скамейке: какой-то старик присел на край лавочки и осуждающе посматривал в ее сторону. Может быть, он принял ее за пьяную? А она, несмотря на то, что слезы все еще застилали глаза, все же заметила некую странность во внешности строгого старика. Он как будто сошел со старинной фотографии, которые можно увидеть, листая старые семейные фотоальбомы. На нем были высокие сапоги до колен, какие носили лет сто назад, пиджак также старинного покроя, на голове шляпа из кыла – конского волоса, тоже старинного фасона. Кроме этого, во всем облике пожилого мужчины было что-то смутно-знакомое, она явно где-то видела его раньше... Женщина перестала плакать и резко поднялась со скамейки. Пройдя несколько шагов, обернулась – старика уже не было. 

Прошло несколько месяцев, и Ульяна уехала с детьми в один из заречных улусов к старенькой маме. В этом году лето выдалось неслыханно жарким. Дети пропадали на речке, загорели до черноты. Спасаясь от духоты, спали в большом амбаре, построенном еще ее прадедом – наслежным князьком. В амбаре даже в самые знойные дни было удивительно прохладно и очень крепко спалось под высушенными на солнце ватными одеялами. Несколько раз в течение лета Ульяне снился один и тот же сон: будто бы сидит она на той самой скамейке и горько плачет, но почему-то совсем еще маленькая, лет пяти-шести, а рядом с ней сидит тот самый старик в шляпе из конского волоса и гладит ее по голове и говорит что-то очень ласковое. Как-то утром во время завтрака Ульяна спросила мать:

– А у моего деда, твоего отца, была шляпа из конского волоса?
– Ну, еще бы, ведь он был большой щеголь по тем временам, все же байский сын, образованный, его потому и не тронули комиссары, что он единственный в наслеге был грамотным, поставили детей учить. Правда, конфисковали почти все, вплоть до серебряной утвари и другой мелочи.

– Когда дед пропал, неужели его никто не искал?
– Искали, конечно, но не нашли. Мать моя, неграмотная женщина, куда она пошла бы его искать, она ведь дальше своего наслега и не выезжала никогда. К тому же он сам вроде был виноват – карты его погубили. Один или иногда два раза год обязательно ездил в город, где со всех близлежащих улусов собирались картежники. Крупно никогда не выигрывал, но и с себя ничего не спускал. Себе на уме был старик, иногда, выпив, проговаривался нам, детям, что он не дурак все отдавать новым властям и что у него кое-что схоронено на черный день, и этого хватит нам всем.

– А потом ничего не нашли?
– Вроде бы искали с другими родственниками, те тоже были уверены: у старика должно быть золотые фамильные вещи и женские украшения. Но ничего не нашли. А почему ты вдруг про деда вспомнила? – запоздало удивилась мать. Ульяна не ответила..

Наступил август, ей было пора ехать в город искать работу. В середине месяца резко похолодало, это время года Ульяна не любила никогда. Под стать погоде было и настроение. Поиски работы не увенчались успехом, экономистов предпочитали брать молодых, и Ульяна тщетно обивала пороги организаций, куда направляли ее из Центра занятости, сами не веря в успех: мол, сходите, может вас возьмут, хотя предупреждали, что нужен человек помоложе. Однажды, после очередного отказа, ноги сами привели ее на ту скамью. Очень болели ноги, она устало закрыла глаза. Неожиданно она ощутила рядом чье-то присутствие. Открыв глаза, увидела на другом конце скамейки того самого старика – в той же шляпе из конского волоса. Он не смотрел в ее сторону и вдруг, резко встав, быстро зашагал прочь, заложив по-стариковски, руки на спине. Ульяне захотелось его догнать, она также вскочила с места и поспешила за стариком. Но - удивительное дело! - старик вроде не спешил, а догнать себя не дал. И, как будто нарочно, выронил какую-то бумажку. Ульяна, машинально подняв ее, сунула в карман куртки-ветровки. Тем временем старик исчез, словно испарился. Подивившись про себя его резвости, женщина пошла домой и вспомнила об оброненной бумажке только через неделю на пароме, когда ехала за детьми в деревню. 

Бумажка - пожелтевший от времени и стершийся на сгибах тетрадный листок - была испещрена стрелками и какими-то странными закорючками. Только два слова: амбар и булуус – были написаны внятно. Она решила показать ее матери. Мать, нацепив на нос, очки, без труда узнала почерк своего отца. К своему великому удивлению, женщины держали в руках не что иное, как ключ к разгадке захоронения фамильного клада. Не откладывая дела в долгий ящик, они, вооружившись лопатами, стали копать в указанном месте и ближе к вечеру вырыли на свет небольшой сундучок. В сундуке оказались женские украшения из настоящего якутского золота. Когда-то их, видимо, носили Ульянина прабабушка и другие предки по женской линии. Дутые браслеты, серьги разные, кольца, заколки для волос, илин кэбисэр, гребни и прочее. Всего этого с избытком хватит, чтобы открыть свою торговую точку. Она больше не будет униженной просительницей, а сама наймет работников. И вскоре, к удивлению и зависти бывших коллег, Ульяна Петрова стала бизнес-вумен: открыла сразу несколько торговых точек в городе и в родном улусе. Через год ее дети могли выбирать любую страну для своего летнего отдыха. На вопросы любопытных отвечала, что помогли родственники. Как ни крути, получается, что это чистая правда! В трудную минуту, вняв просьбе о помощи, явился с того света дух ее загадочно пропавшего деда и показал ей место, где захоронен клад с фамильным золотом.