Волчья стая
В чем только не обвиняла несчастных старух деревенская молва: в черном сглазе, колдовстве, зависти чужому счастью, в урочении младенцев и животных … И даже то, что они одиноки, тоже ставилось им в вину. Мол, заела жизнь своих близких, теперь принялась за чужую.
В одной маленькой деревне жила одна такая столетняя старушка. Сколько лет ей было на самом деле, никто, даже она сама, не знал. Была она пришлая в той деревне: когда-то, еще в позапрошлом веке, привез ее один местный парень в качестве молодой жены из другого улуса. Как рассказывали старики, которых тогда, как говорится, еще и в планах не было, они узнали все от своих родителей, стали рождаться от них дети, но ни один из них не жил больше трех-пяти лет, непонятная болезнь уносила их младенческие жизни. От горя все родственники: дед с бабкой, отец – тоже вскоре зачахли. Осталась одна эта женщина, тогда еще молодая, но никто из сельчан, даже самый бедный хамначчит –кумалан (батрак-нахлебник), не захотел связать свою жизнь с той, про которую пошла плохая молва – кусаган хоннохтоох (буквально - человек с плохой подмышкой, то есть приносящий несчастья). Не знаю, что произошло бы с бедной женщиной, которая, скорей всего, ни в чем не была виновата, но тут в стране произошла революция, которая докатилась и до их деревни. Женщина пошла работать на ферму дояркой, пережила и Гражданскую, и Отечественную войны. Потом, как настало время, вышла на пенсию и доживала свои дни в деревне, ставшей ей родной. Другая, может быть, давным-давно уехала бы от мест которые принесли ей столько несчастья. Но то ли ей некуда и не к кому было уезжать, то ли ее держали родные могилки, но она никуда не уехала.
Постепенно все ее товарки-доярки, все сверстники и даже те, которые были намного ее моложе, померли. В деревне полностью поменялось население, мало кто помнил, если вообще знал, ее историю. Советская власть ушла в прошлое, теперь, как и раньше, каждый был за себя. Хорошо, хоть, пенсию платили, да успела поставить в доме газовый котел, а то, глядишь, и замерзла бы в своем домишке с печкой, которую все труднее было отапливать. С наступлением, нового века, как ни странно, с новой силой вспыхнули суеверия, активизировались всякие шаманы и удаганки, которые, правда, позиционировали себя по-другому - экстрасенс. Вот тогда и начались косые взгляды в ее сторону, кто-то стал подсчитывать ее возраст: мол, странно все это, и вообще, столько не живут! Дальше – больше, кто-то из приезжавших экстрасенсов обронил про нее – саас уларсар (берет как бы в долг чужой век). С тех пор односельчане стали бояться ее, как черт ладана. Завидев ее издалека, бросались прочь или заворачивали на другую улицу. Продавщица в магазине, которая раньше перебрасывалась с ней парой-тройкой деревенских новостей, как будто в рот воды набрала. Даже почтальон, который приносил ей пенсию и часто пил у нее чай, отдав деньги, старался быстро сделать ноги.
От такой жизни – всеобщего остракизма – другой человек, с более слабыми нервами, давно наложил бы на себя руки или так бы умер, тем более годы были на самом деле, мягко говоря, немалые. Да и болячек всяких хронических было навалом от работы-то на ферме. Но старуха жила по-прежнему и помирать не собиралась. От делать нечего разговаривала с хозяйственной утварью и делилась с ней своими невеселыми мыслями. Мол, зажилась на этом свете, и когда бог сжалится и приберет меня, грешную, на тот свет, чтобы я наконец встретилась там со своими чычаахами (птенчиками), и за что меня всевышний покарал так, что пережила всех своих близких, за какие такие грехи? Вроде бы я ничего такого и не делала, никому ничего плохого не желала, видно, действительно, родилась под несчастливой звездой. В прошлом году увидела соседского сына пьяным да раздетым возле клуба в крещенские холода и только и сказала матери его: мол, Сенька ваш плохо пить стал, глядели бы за ним! А он возьми и помри той же весной по пьяной лавочке… Потом, видно, мать вспомнила мои слова и разнесла по всей деревне, и виновата оказалась опять я, а я ведь ему добра желала… И теперь, что бы ни случилось плохого в деревне, во всем обвиняют меня. Сгорела изба у Петровых – я напророчила, а я ведь только и сказала, чтоб не оставляли маленьких детей одних в доме на ночь глядя и не ездили в райцентр в ночной клуб. А несчастье в семье Бурнашовых будто бы произошло от того, что я, увидев нового зятя, сказала: нехорошее, мол, у него лицо, жестокое, как бы чего не случилось. Так ведь не только я, несчастная, многие говорили, что Анна, их дочь, привезла с собой человека, только что отсидевшего в тюрьме немалый срок.
* * *
Что странно, старуха эта, редко когда выходившая из дома, все по всех в деревне знала. Взглянет в окошко, посмотрит – и никуда ходить не надо. Может, действительно ей нужно было удаганкой одинокой родиться, может, в предках у нее был великий шаман, который в отместку за то, что она выбрала простую земную жизнь, послал на нее все напасти? Кто знает… Старуха знала, что в доме наискосок от нее появилась невестка, младший сын привез молодую жену из города, что она очень милая, работящая, а вот муженек ей попался не то что совсем никудышный, но временами довольно-таки хорошо пьющий. Она, бедняжка, может, даже и не знает пока об этом. Парень этот трезвый-то совсем другой, нормальный вроде, а как напьется – то держись от него подальше всякий, кто ноги имеет. Он и родителей мог запросто гонять по всей деревне с топором в руках.
Старуха, глядя в окно, жалела бедную молодайку, которая ходила по усадьбе: вешала выстиранное белье, отмывала окна, работала в огороде, подметала дорожки…Девушка эта, по незнанию или ей плевать было на сплетни, единственная в деревне вежливо здоровалась со старухой, а однажды даже помогла ей донести до дому сумку с продуктами, заодно рассказала о себе. Звали ее Марианной, работала она медсестрой в садике, родители жили в Верхоянске. Как-то зимой она принесла старухе две большие рыбины, сказала, родители прислали к Новому году гостинцы. С тех пор началась их тайная дружба, поскольку родные Марианны, конечно же, не одобрили бы их связь.
Между тем старуха ждала, ловила момент, когда у соседского сына начнется тот период, когда тот превращается, грубо говоря, в зверя. Долго ждать не пришлось, тот запил в новогодние праздники. Сначала, как водится, угостили на работе дружки, потом добавил у магазина с деревенскими алкашами, домой, к жене, пришел уже на бровях. Заранее агрессивный, злой, как черт, готовый к скандалу, если скажут что поперек. Жены в тот момент дома не было. Оказывается, ее вызвали к больному ребенку, поскольку фельдшерица уехала в райцентр и попросила ее подменить. Поскандалив с родителями, разбив посуду, он вывалился на улицу и, матерясь во все горло, пошел искать жену… И вот тут-то его и подстерегла старуха.
Он увидел ее сгорбленную, скрюченную фигуру впереди себя на безлюдной деревенской улице. Уже смеркалось. На небе показался ущербный месяц. Обозленный непонятно от чего, он вспомнил, как в детстве страшно боялся этой старухи. Говорили, что она «съела всех своих родных», а теперь, чтобы продлить свою никчемную жизнь, охотится на чужих, особенно на пьющих. Стоит ей только пройти мимо такого бедолаги и оглянуться, тот недолго протянет. Парень этот алкашом себя не считал, думал, мол, только захочу – брошу, зачем, мол, заранее отказываться от такой хорошей штуки. Он вспомнил, как этим летом утонул его закадычный дружок, который, по слухам, разбил окно этой старухе, а та возьми его и прокляни. «Ага, попалась, гадина, мне под горячую руку! Я тебе покажу, как проклинать людей, и прямо сейчас, на этой улице, вышибу из тебя твой поганый дух!» - с этими словами он погнался за старухой во всю прыть своих молодых ног. Но, как ни странно, старуха как ковыляла перед ним, так и шла не спеша и догнать себя не давала. Он не помнил, как они оказались на каком-то пустыре на краю деревни, занесенном снегом. Он увидел, что его окружает волчья стая (старуха куда-то пропала), убежать он не смог бы при большом желании по снежной целине. Где-то совсем рядом лаяла собака, пахло дымом, навозом, где-то ходили люди, была жизнь. А он один стоял посреди большого пустыря, и к нему подступала голодная волчья стая, в темноте горели желтые огоньки злобных глаз. Он слышал от кого-то, что перед смертью перед человеком проходит вся его жизнь, как в детском калейдоскопе. От страха он протрезвел, а в голове мелькали картины прошлого: вот он маленький на руках у отца, который подбрасывает его наверх (это на него он замахнулся табуреткой сегодня вечером). Вот мать его, нарядного, взволнованного, ведет за руку в первый класс (это она, постаревшая от его выходок, умоляюще смотрела на него и плакала). Вот сестра и братья просят его бросить пить и не мучать родителей, а он в ответ огрызается (а ведь когда-то, в детстве, как они были дружны!). Вот он обещает Марианне, своей девушке, никогда не пить, вот они, нарядные, веселые, на крыльце загса… Неужели вот так вот печально оборвется его жизнь, в общем-то никчемная: родители поплачут и успокоятся, зато будут жить намного спокойнее хоть на старости лет, Марианна … а что она, она тоже поплачет и быстро его забудет, выйдет замуж, может, даже в этой деревне. Что он ей дал хорошего, чтобы вечно о нем помнить? Обещания-то ведь не сдержал и сегодня бы, наверное, поднял бы на нее руку, как поднимал на всех раньше. Между тем волчье кольцо смыкалось все ближе и ближе. Остался только один бросок вожака – и волки его разорвут! Он закрыл лицо руками и заплакал…
Очнулся от того, что кто-то его дергал за руки. Это была она, та старуха, которую он хотел убить. Она смотрела на него желтыми злыми глазами и что-то говорила, потом, силком открыв ему рот, заставила его что-то выпить…Возле своего дома она остановилась и, оглянувшись, погрозила ему скрюченным пальцем.
Р.S. Говорят, с того случая парень этот в рот не берет спиртного, чего и вам желает..