АНДРЕЙ КЛИМОВ: «Старый город совсем не старый…»

— Андрей, но вы не историк сейчас, у вас свое предприятие, так что вы относитесь к когорте бизнесменов! Что за крутые виражи в вашей жизни? 

— Таких людей, как я, трудно называть настоя­щими бизнесменами ввиду отсутствия бизнеса как такового у нас в стране. По мироощущению, скорее, мы — «наноолигархи»…

— Это как? 

— Ну вот есть олигарх типа Абрамовича. Сколько у него в «загашнике»? Пусть 15$ миллиардов или 900 «деревянных». Берем «нано» от этой суммы, получаем что-то около 900 рублей… Есть у меня в кармане такая сумма! А по самоощущению мы прямо без «нано» еще те «олигархи», ведь сами зарабатываем, обеспечиваем горожан многими необходимыми вещами, при этом платим налоги.

Но по образованию я историк, закончил историко-юридический факультет тогда еще ЯГУ. И до начала 21-го века плотно занимался по своей специальности. В частности, проектом «Старый город».

— Да?! Сейчас он вызывает много сомнений в своей аутентичности…

— Сам проект охранной зоны разрабатывался еще в 70-е годы прошлого столетия. Если мне не изменяет память, занимался им архитектор В. Сафронов. Может, и еще кто, не помню. По этому проекту планировалось воссоздать часть острожной стены в районе Вечного огня и «Зеленого рынка», чтобы сохранить бывший тогда в удовлетворительном состоянии прилегающий старинный квартал. Потом все затихло, и о проекте «охранной зоны» вспомнили уже в 90-х. Название придумано и введено в обиход с моей легкой руки сначала неофициально (в 95–97-е годы при Спартаке Борисове), потом и официально во всех документах — это примерно с 98-го года при Илье Михальчуке. В 1995 году был учрежден научно-производственный фонд «Якуцк» (половина — городская администрация, половина — молодежная студенческая ассоциация «Генезис», которую я и представлял в то время). В эти годы (95–97 гг.) были проведены первые работы (убрали рынок, отсыпали площадку, где сейчас памятник Бекетову, и т. п.) и выполнены первоначальные проектные работы: зона получила концепцию, название и практические очертания, которые существенно отличаются от нынешних. Вот это все и плюс техзадание на проектирование готовил я. А проектированием занимался институт «Сахапроект». Потом Спартак Борисов ушел в вице-президенты, и был выбран новый мэр Илья Михальчук. При нем «Якуцк» заменили на МУП «Старый город», руководителем которого он назначил «своего человека» Петра Андреева. Там я работал уже в качестве специалиста (единственного, впрочем). В 2001-м году (примерно) проектом заинтересовались в верхах, нашли деньги и успешно их освоили. Для этой «задачи» я уже был не нужен.

К сожалению, от моего проекта в нем мало что осталось. Конечно, вначале задумывалась реконструкция старых зданий, а не их полная и безоговорочная переделка в «новодел». Однако это довольно скользкая тема, таковой она остается до сих пор. Понимаете, когда в какое-то дело встревают большие деньги, тут же появляются желающие их хорошо «освоить». А с этим у нас с советских времен все очень просто! Составляется акт о том, что покрасили три раза, на самом деле прошлись только один, а излишки краски продали на сторону. До сих пор существует огромное количество «статей», которые никто проверить не может. Например, объем отсыпки, вывоз мусора, «разборка» старинных зданий (смета на «разборку и хранение», а по факту — бульдозер и новый материал) и много-много еще чего. Поверьте, там есть где разгуляться фантазии. Когда появились проект и инфраструктура (а там до этого не было ничего — ни воды, ни канализации), места стали лакомыми кусочками. 

К тому же возник комплекс проблем — полное безденежье (никто ничего мне в МУП не платил, только если найдем «частных инвесторов» или продуктовые «подачки» иногда, но я никого не виню, просто время было такое), фактическая ненужность этой структуры, полная неудовлетворенность полученным результатом (во многих частях противоположным задуманному). Все вместе привело к тому, что с 2001 года фактически больше никакого отношения к этому «проекту» я не имел. Быть может, был неправ, но борьба с ветряными мельницами требует огромных усилий, отчаянной отваги и самопожертвования. А у меня на тот момент уже была семья, рос ребенок, по факту с утра до ночи мне приходилось подрабатывать строительством (летом) и ремонтом компьютерной техники зимой. Это давало средства на жизнь, но полностью отнимало все время.

— И все же можно гордиться тем, что в Якутске есть воплощенный в жизнь (пусть не так, как задумывалось!) ваш проект. Разве не так? 

— Не знаю… По замыслу он выглядел не так. В первоначальном варианте «новодел» был жестко ограничен и планировался только там, где уже невозможно восстановить старинные элементы. Увы, сейчас там полный «новодел», к тому же далекий от оригинала… Второй момент: сама концепция и месторасположение убили идею как таковую, это не «Старый город», а «Новая псевдостарина». И уже ничего не поделаешь, что очень обидно… 

— Как стали историком? Вы родились в Якутске? 

— Да. Учился в 8-й школе. Мои родители в 1965-м году приехали сюда по распределению, они гео­логи. Нас трое сыновей. И уже в школе меня заинтересовала история Якутска, чем я и занялся. 

— В то время в помине не было чудесного Интернета! Как вы изучали историю? 

— В библиотеках рылся в старых подшивках газет. В них было очень много интересного! 

— Извините, но как-то странно представить школьника, который, допустим, придя с занятий, обедает, делает уроки, а потом сам идет в библиотеку. Кто составлял вам режим дня? 

Мой собеседник улыбается: 

— Да никто! Дело в том, что наша мама была трудоголиком и все время пропадала на работе. Так что вопросы, когда поесть и делать уроки, мы решали сами. Что я со своей библиотекой? Помню, как на даче мой брат Сергей в свои 15 лет построил настоящий брусовый дом. Нас было три брата. Сергей — средний. Строили мы вдвоем: он — главный, я — на «подай-принеси-помоги». Старший, Владимир, участвовал немного на первой стадии, но был призван в армию. Зато я самостоятельно изготовил одну из самых важных построек — туалет. Копать яму начал в 12 лет, обшивал ее, а закончил возведение, когда мне исполнилось 13 лет. Но главным был дом, который построил Сергей. После постройки приходили взрослые мужики, соседи, рассматривали дом и удивлялись: «Не может такого быть!». Ясно, что Сергей и стал настоящим строителем. 

А я еще в школе готовил свои доклады, печатая их на машинке. Учителя порой делали едкие замечания: «Опять Климов выпендривается! Не можешь ручкой написать, что ли?». Мне просто нравилось, как выглядит печатный текст. А портативная пишущая машинка «Москва» (в сером чемоданчике) была старая, допотопная. Я из конструктора детского делал что-то вроде копытцев, надевал их на пальцы и так стучал по клавишам. Ленты, кстати, тоже не было (в печатных машинках она исполняла функцию картриджа с краской. — Авт.), поэтому печатал на одном и том же листе, под которым была копирка (специальный красящий лист. — Авт.). Копирку восстанавливал, подержав над плитой… Таким образом, один лист использовал раз по пятнадцать. Позже, повзрослев, купил новую печатную машинку «Башкирия» и, когда начал работать на ней, испытал неописуемый восторг: надо же, как легко и быстро она откликается! 

— Андрей, как в вашей жизни появились компьютерные технологии? Ведь сейчас у вас предприятие «Мир расходных материалов» (прослеживается связь с копиркой и лентой для печатной машинки!). История — она же больше гуманитарная наука, а информатика требует математических знаний! 

— После школы я сразу поступил в ЯГУ на исторический. И уже на 3-м курсе опубликовал свою работу, что по тем временам было необычно. Отдельное спасибо Василию Васильевичу Филиппову, который в то время был ректором и поддержал меня! А сподвиг меня на это известный ученый Октавий Несторович Толстихин. Он не был непосредственным моим учителем, но дружил с родителями и интересовался моими изысканиями. Просмотрев собранные мной материалы, сказал: «Надо обязательно публиковать!». 

Октавий Несторович был удивительным человеком, всегда его вспоминаю с любовью и восхищением. Он давал нам, студентам, ключи от своей квартиры, чтобы мы в свободное время приходили и работали у него в кабинете. Вот тогда я впервые в жизни увидел компьютер! Ну, наверное, это событие можно сравнить с тем, как если бы вживую зашел в космический корабль. Мы работали на компьютере и распечатывали свои записи на настоящем принтере. Еще матричном, который одну страницу минут десять печатал. Однако это было для нас тогда почти чудом!

Еще Октавий Несторович попросил свою дочь Александру выступить в качестве литературного редактора и корректора моей работы. Она выправила ее так, что сначала я немного опешил и чуть-чуть обиделся, но потом понял: все было правильно, что именно так надо писать. Научным редактором впоследствии (когда речь зашла о публикации) стал Анатолий Николаевич Алексеев, наш известный на мировом уровне историк и этнограф. Тогда он был завкафедрой и моим непосредственным научным руководителем. Рецензии писали П. П. Петров, Л. С. Блек и учитель истории, мой бывший классрук в 8-й школе Котова Т. Д. Лидия Сергеевна Блек — профессор из университета Фербэнкса (Аляска, США), замечательный ученый-этнограф. В то время она приезжала в Якутск, и они с Октавием Несторовичем много работали вместе. 

И в то время, в середине 90-х (точнее, в 1993-м году), практиковался обмен студентами с Америкой. Наши ездили на полгода к ним, их студенты — к нам. Тогда мы дружили… Меня в числе шести студентов направили в университет Фэрбенкса. Тут вот в чем дело. В Америке нет факультетов в нашем понимании. Там учатся по направлениям, которые каждый выбирает самостоятельно. К примеру, филология, математика и т. д. Я же выбрал новые тогда для России компьютерные технологии и проучился по ним все отведенное нам время. Дополнительно, когда мы вернулись в Якутск, для меня и еще одного студента с нашего факультета был разработан индивидуальный план обучения, и мы с ним продолжили свое образование в сфере компьютерных технологий (громко сказано, конечно, но кое-что сумел изучить) уже здесь. Впоследствии из-за бардака и неразберихи в то время все эти начинания остались «без бумажек», так что официально это образование не подтверждено «корочкой». Вот так в мою жизнь вошло увлечение компьютерами. Но и историей, конечно, занимался, не забывал. 

— Тогда ответьте, почему мы продали Аляску? 

— Это довольно непростой вопрос. Как таковой «продажи» не было, мы ее не «продали», а «уступили» по «Высочайше ратифицированной конвенции об уступке Северо-­Американским Соединенным Штатам Российских Северо-Американских Колоний». В общем, историки до сих пор ломают копья над этим вопросом. Слово «продажа» в нем не употребляется. Кто-то относит его к «договору цессии» (уступки), а кто-то — к «аренде». В этой «конвенции» при желании можно было найти несколько «лазеек» на то, чтобы признать ее «ничтожной» и истребоватьАляску обратно, если силенок на то хватит. Тем более что на момент передачи, 18 октября 1867 года, Российская империя свои обязательства выполнила, а американское правительство — нет. Но ни силенок, ни желания держать там необходимые военные силы и население у России объективно не было ни 200 лет назад, ни 100.

— Может, сейчас истребовать?

— Это невозможно. Договор был аннулирован событиями 1917-го года, когда Советская Россия отказалась платить по царским долгам и, следовательно, потеряла право претендовать на Аляску. 

— Жаль, наверное… После университета вы должны были стать учителем по истории, получилось? 

— Нет, ни дня в школе не проработал. Учитель — это призвание, но не мое. Скажем так, моя юность пришлась на годы перестройки, удивительно захватывающее время. Я стал активистом «Союза содействия перестройке» и открыл для себя новый взгляд на историю. Раньше все-таки она была слишком идеологизированная. Даже по отношению к историческим памятникам. Принцип был такой: нет революционного прошлого — нет памятника. С перестройкой в архивах стало работать проще. В то время Галина Захаренко, тележурналист, привлекла меня к работе над циклом передач об истории Якутска. Мы увлеченно искали все, что могло пролить свет на события 17–19 веков, рассказывали о деревянном зодчестве тех времен. Увы, реакция властей была странной! Только покажем какой-нибудь памятник старины, через некоторое время его сносили: мол, нет здания — нет проблем. Да и позже никто особенно не заботился об истинном сохранении старинных деревянных домов. Сейчас осталось-то столько, что на пальцах можно пересчитать. 

Особенно больно за острог, который сгорел уже в 21-м веке. Это же был памятник мирового значения, одно из немногих оборонительных сооружений 17-го века! И мы его тупо сожгли… Помнится, в бытность президентом республики Вячеслава Штырова, когда шла речь о создании дубликата, его посетила гениальная мысль, озвученная на одном из заседаний: «Давайте поставим острог на улице Кирова, и автомашины будут въезжать через него!». Ведь надвратная башня острога имела ворота с двух сторон, то есть была проездной. На что присутствующие специалисты замолчали и немного погодя осторожно заметили: «Так он же небольшой, современные авто в него не въедут». «Так расширим, сколько надо!». К счастью, этот прожект не воплотился в жизнь. Все-таки история должна соответствовать реалиям.

Однако отношение чиновников к историческим памятникам показательно, и наступило время, когда пытаться что-то сделать в этом направлении стало слишком трудно. Дело еще в том, что в наше время очень сильно влияние бюрократии. В какой-то степени это оправданно, мы должны жить по закону. Когда же мы начинали свою деятельность по охране памятников старины, то у нас не было четкой нормативной базы, с нее и надо было начинать, чтобы обложиться мощной бюрократической стеной. Но мы были молоды, горели энтузиазмом, о бумажках думали мало и, соответственно, оказались совершенно не подготовленными к суровой правде жизни. Поэтому со временем пришлось перепрофилироваться и превратить свое хобби (увлечение компьютерными технологиями) в основную работу. А история осталась моим призванием. 

— Спасибо за беседу, Андрей! Мы с вами не прощаемся, а продолжим свое сотрудничество. До новых встреч!