"Бычок-17"

- Всё, Уилли, повезло тебе, отлетался, отвоевался, - вытирая вымытые после осмотра пациента руки, удовлетворенно сказал доктор Бенджамен, - можно выписываться и – домой! Сам-то ты с какого штата?
- Коннектикут, - растерянно ответил Уилли. - Как это домой, док? Я же здоров, как бык-осеменитель на ранчо моей любимой тётушки Лори.
- Знаешь ли, Уилл, я с тобой спорить не буду, ты совершенно здоров, но с твоей … м-м-м … ногой летать нельзя, а как осеменитель ты вполне сгодишься, - обнадёжил парня Бенджамен. - Ты сколько наци сбил?
- Семнадцать…
- Вот видишь, ты же у нас герой, - равнодушно восхищаясь и механически делая быстрые записи в истории болезни, проговорил внезапно ставший таким ненавистным доктор. - За тобой все красивые девушки Коннектикута бегать будут, успевай только отбрыкиваться.

Уилли действительно набычился, лицо старого доброго доктора стало вдруг невероятно отталкивающим, он заметил, до чего же оно дряблое, покрыто частыми оспинами, и сам он невероятно толстый, лысый, щёки трясутся, живот колышется, глазёнки выпучены, даже большие круглые очки с блестящими толстыми стёклами не красят:
- Из-за какого-то хренова сухожилия, док…
- Да, Уилли, натворила пуля дел, - протирая салфеткой перо авторучки «Паркер», ответил врач. - Кусок твоего сухожилия пришлось вырезать, и ты это прекрасно знаешь.
- Завтра меня здесь не будет, - невольно вырвалось у молодого человека.
- Ну, почему же именно завтра? – док, прищурившись, на расстоянии вытянутой руки стал рассматривать перо. - Где-то с недельку-другую ещё подлечишься, придёшь в себя. - Налюбовавшись пером, Бенджамен вновь приступил к заполнению бумаг. - Придёшь в себя, комиссия утвердит, домой вылетишь позже.

***

Наутро Уилли в военном госпитале не нашли, потому как тем же утром он стоял навытяжку в офисе командира эскадрильи Дональда Хопкинса:
- Из-за какого-то хренова сухожилия, сэр!
Хопкинс, конечно, обнял бы своего лучшего боевого пилота, но по причине отсутствия левой руки, только ободряюще похлопал правой по плечу:
- Не переживай, сынок, неразрешимых вопросов не существует.
- Да, сэр! – покладисто согласился подчинённый.
- Прошу тебя, Уилли, не кричи так, я ещё не закончил, - поморщился кэп.
- Да, сэр! – чуть сбавив громкость, ответил почуявший недоброе бравый лейтенант.
Внезапно в соседнем помещении заместитель командира завёл на патефоне модную грампластинку, зазвучала «Серенада солнечной долины» оркестра Глена Миллера. Хопкинс раздражённо пнул ногой в дверь, и музыка прекратилась:
- Вот скажи мне, Уилли, какой такой нехороший человек придумал этот джаз?
- Да, сэр! – мгновенно среагировал парень и даже, для того чтобы усилить эффект полного согласия с авторитетным мнением шефа, нахмурил брови. - Совершенно нехороший!
Ответ боссу явно понравился.
- С госпиталем мы, думаю, договоримся, - вкрадчиво продолжил командир, подчинённый тут же изобразил на своём лице улыбку счастливого человека.
- Как ты смотришь на ленд-лиз?
Парень изменился в лице:
- В тыл, сэр, в Россию!?
- Такие люди нужны в тылу! - попытался пошутить Хопкинс и задумчиво продолжил. - Да и не совсем уж и в тыл. Ты ведь знаешь, людей катастрофически не хватает, а другого шанса летать у тебя не будет, – лишая пилота возможностей для дальнейших возражений, более жёстко добавил, - и будь добр, ковбой, сделай милость, не спорь со мной!
- Да, сэр! - совсем тихо выдавил Уилл. - «При чём здесь ковбой? Сейчас и этот про осеменителя начнёт…»
- Ты иди, парень, отдохни пару дней, оторвись где-нибудь. Маршрут: Сибирь – Фэрбэнкс, там машины будут принимать русские. Самолёты гонять придётся разные. Да что тебя учить, - осёкся капитан, - ты ведь у нас лучший из лучших! - он еще раз дружески похлопал парня по плечу. - Ну, иди-иди уже…
Пилот молча развернулся и, неловко переставляя левую ногу, поковылял к выходу.
- Да, Уилли, поищи где-нибудь трость! – но обиженный на весь мир лейтенант даже не обернулся.

***

Каждый раз совершать одни и те же перелёты через океан из Аляски в Сибирь и обратно довольно однообразно и утомительно, жизнь скрашивает только то обстоятельство, что летать приходилось на совершенно разных боевых машинах: «Митчел», «Томагавк», «Китихоук», «Аэрокобра».

При любых погодных условиях, в зимний туман и в летний дождь, Уилл мастерски управлял машиной. Взлёт, посадка, небольшой отдых, взлёт-посадка - кажется, уже выработалась мышечная память на все эти чередующиеся движения рук. Пилот не сдерживал улыбку: «Я мог бы летать и с закрытыми глазами».

Какая-либо ошибка совершенно исключалась, неоднократно пройденный маршрут он узнавал даже по мельчайшим складкам местности. Да он, собственно, в эскадрильи был не единственным таким асом. Конечно, бывали и трагические случаи, самолёты терялись, неизвестно, что происходило с теми, кого не удавалось найти. Либо тонули в океане, либо пропадали в безбрежной заснеженной сибирской тайге.

Однажды самому пришлось участвовать в поисковой операции, правда, безрезультатно. Бывали и счастливые случаи, в том смысле, что пилотов находили живыми, - либо на льдине, либо по следам самолётных останков где-то в тайге. Поговаривают: счёт погибшим русским парням на этих перегонах перевалил за девяносто.

Но с Уилли, и в этом он был совершенно уверен на все сто процентов, никаких «случаев» здесь, в тылу, произойти не может. Он - боевой пилот с огромным опытом, и дома его ждут мама с младшей сестрёнкой, он обязательно увидит их после войны.

Уилли выгнул затёкшую спину, пошевелил плечами и бросил взгляд на приятно фосфоресцирующую приборную панель: «O`key…» Нет, если бы у Хопкинса были обе руки, я бы сейчас не летал, - по-доброму вспомнил своего кэпа Уилл, - всё-таки я счастливчик. А ведь и он летать ужасно хочет! - осенила парня догадка, - поэтому я и летаю…». Навалилась усталость. Пилот энергично тряхнул головой, отгоняя опасную дремоту, открыл термос и, не спеша, выпил горячий ароматный кофе.

Судя по всему, Уилли уже приближался к аэродрому. Оставались какие-то неполные полчаса. Лейтенант вспомнил, как некоторые ни разу не воевавшие молокососы, которым он передавал новенькие машины, с завистью смотрели на его награды и «доблестную» походку, а он в ответ лишь снисходительно улыбался и тщательно прятал за этой улыбкой свою зависть к людям, отправлявшимся на фронт. Да и было бы чем гордиться, ведь перегон – работа совершенно не героическая, обыденная рутина. Без всякого перехода мысли переключились на другое - тихое, мирное и спокойное. Вспомнилось далёкое безмятежное детство, старый уютный домик, примыкающий к маленькой зелёной лужайке, дружный семейный ужин, как мама после молитвы поправляет на нём одеяло и гасит в комнате свет…

Свет… Свет… Приборная панель, компас… Прямо по курсу светит белая луна, сзади – холодное северное солнце. Мотор привычно и монотонно шумит, под крылом безмятежные ватные облака покрывают гладь океана. В просвете между ними на поверхности тёмной воды мелькают рубленые льдины айсбергов. «Зрелище довольно красивое, - отметил про себя Уилл, - как это я раньше не замечал? Кажется, скоро идти на снижение».

Лик луны как-то плавно изменил свои контуры и превратился в лицо матери: «Уилли, пора вставать, сынок!» - Уилл раскрыл глаза…
- Осеменитель хренов! – внезапно вслух выругался пилот, потянув на себя штурвал, - Боже мой!
- Что тебе, сын мой? – раздалось в наушниках гарнитуры, - ты что вытворяешь, это «Бычок-17»?!
Пилот просто уснул и в дрёме пытался посадить машину на полосу! Но ответ дежурному радисту на базе прилёта тут же нашёлся:
- Я - «Бычок-17», - назвал Уилли свой позывной, - почему не отвечаете?
- Ты вызывал? – интонации явно виноватые. – Может, у тебя с радиостанцией неполадки?
- Всё может быть, - уже более спокойно ответил Уилл. - Иду на посадку, подгоняй техников!