Диана Варламова: «Люблю свой город!»

Этой весной отремонтировали мосты через озеро. И в этом есть заслуга коренной жительницы Залога Дианы Варламовой. Для подруг и близких знакомых — просто Дина.

Еще в 2017 году она обратилась в управу Октябрьского округа с письмом о ремонте этих двух мостов, которые начали рушиться. И уже потеряла надежду, как вдруг ей пришел ответ, что действительно за годы эксплуатации пришли в негодность не только мосты, обрушились местами и габионы.
Побольше бы таких неравнодушных горожан.

— Я родилась в Залоге, коренная заложанка. Тут недалеко есть улица Чепалова, на котором стоял 8‑й магазин. В 1960 году рядом с ним располагался родильный дом. В этом роддоме я и родилась. Я в семье старшая. У меня два брата — Вадим и Айар.

Мама у нас была большой поклонницей Александра Дюма. В честь исторического романа «Две Дианы» я и получила свое имя. Вадим был также назван в честь литературного героя Михаила Лермонтова. Младшего брата родители, договорившись заранее, назвали якутским именем Айар. Сейчас он известный блогер Айар Варламов.

— Всю жизнь я прожила здесь. Отец Никита Федорович Варламов закончил Львовский торгово-­экономический институт, был сразу направлен начальником продовольственного отдела управления «Холбос». Для своего времени был очень дальновидным, смотрел на десятилетия вперед. Благодаря ему построены здание «Холбоса», общежитие, дом для сотрудников предприятия. Чего это стоило ему? Здоровья. Как отстоял проект — получил инсульт.

— Горисполком не давал разрешения на строительство в этом месте. Здесь раньше находились склады потребительской кооперации, которые не сносились. Испокон веков стояли тут. А ведь это уже был практически центр! Какие складские базы могут быть в центре?

— Сначала наша семья жила в общежитии кооперативного техникума на Чепалова. Потом отцу дали служебную квартиру на Пушкина, 32. Мы жили там два с половиной года. В 1971 году построили дом на Крупской, 21. С тех пор мы и живем здесь. Двухкомнатная квартира для нашей семьи с тремя детьми казалась тогда настоящим дворцом. Пока была маленькой, не понимала, что мы живем, оказывается, в очень хорошем районе.

— Тогда это был единственный благоустроенный жилой дом в этом округе, вокруг частные дворы. Эта часть района только в последние годы начала активно застраиваться. У нас был большой дружный двор. 64 квартиры, а жили, как одна семья. Все работали в одном коллективе «Холбос», поэтому и дружили. Весной наши папы выходили и долбили лед во дворе: расчищали проходы к подъездам.

— Мы, дети, постоянно играли в нашем дворе. Как таковой детской площадки не было. Но каждый год завозился песок для песочницы. И около нашего дома была большая асфальтированная площадка. Сюда приезжали кататься на велосипедах не только дети из Залога, но и центра города.

— Поскольку у меня в окружении было больше мальчиков, то я была и сама, как мальчишка. Даже мечты были мальчишеские — стать летчиком. Правда, мама потом мне объяснила, что со здоровьем у меня не очень, и я не смогу стать летчиком. Зимой, в холода, мы играли в подъезде. Хоть на лестничной площадке было не так просторно, но мы умудрялись играть в «жмурки». А еще «фантики», чертили мелом «классики», скакалки… Наш подъезд был настолько чистым и ухоженным, что мы бегали чуть ли не в белых носочках. Родственники из деревни, заходя в наш подъезд, удивлялись, как у нас чисто, красиво, на подоконниках цветы. А это все наши соседи, такие труженицы.

— Никто никого не заставлял следить за чистотой, старосты у нас не было. Просто люди были очень аккуратные, любили свой дом, двор. Как только открывался каток, у нас дома полно было молодежи, которые приходили кататься на коньках. Не у всех они были, а у нас в каждом подъезде лежали дежурные коньки, которые мы могли дать покататься своим друзьям. Также у нас были дежурные велосипеды. Благодаря такому велику я и научилась кататься. Обязательно возвращали его на место после покатушек. Не было такого, чтобы ­кто-то своровал. Как только на улице теплело, мы играли во дворе: с маленьким мячиком — в «Штандер», очень любили «Казаки-­разбойники». Ну, а самое крутое — это прятки, где были склады, к тому времени они были заброшены.

— Подростками иногда ходили в магазин «Туймаада». И там нас поджидали ребята, которые вышибали «деньгу». Именно так и говорили: «Деньгу давай». С детства у меня осталось в памяти «деньга́», а не деньги, денежки.

— Когда пришло время пойти в школу, в Якутске была единственная школа, где был якутский класс. Это школа № 20, а по прописке я попадала в школу № 8. Мама уже отдала документы, а накануне случайно узнала, когда заходила в редакцию «Бэлэм буол» (она там печатала свои заметки, статьи у Нины Протопоповой), что открывается экспериментальный класс с якутским языком на базе маленькой школы на Ярославского, напротив техфака (В 60-е годы, рассказывает собеседница, 15 школа находилась по улице Ярославского, рядом с техфаком). И я в него попала. Со мной учились 18 мальчишек и две девочки. Причем девочки были очень болезненные, все время на домашнем обучении. И я одна отдувалась за них с мальчишками.

— Только на 20‑летие выпуска я узнала, в каком классе я училась. Почему был открыт этот класс? Оказывается, его открыли специально, для, как бы сейчас сказали, ВИП-персон: детей, внуков писателей и министров, которые перевезли детей из районов. Хоть класс и назывался «с обучением на якутском языке», но он преподавался как иностранный. Мама у меня — человек с очень активной жизненной позицией, еще тогда поднимала вопрос, почему так мало классов с якутским обучением.

— Моя первая учительница — Евдокия Алексеевна Местникова, супруга ведущего артиста балета. Правда, в детстве не особо это понимала, не придавала значения. В начальной школе с нами учился Томский Михаил, в 90‑х он был главным врачом Медцентра. Миша экстерном окончил школу, мы ­где-то в классе девятом учились, а он уже был студентом мединститута. В те времена это, наверное, было редкостью для Якутска. После начальной школы нас перевели в школу № 2 на улице Ярославского, сейчас там национальная гимназия.

— Когда мы были пионерами, у нас класс делился на звенья — «звездочки». Наша «звездочка» шефствовала над жителями с улицы Чкалова — напротив театра эстрады. Тогда там проживало татарско-­еврейское поселение. П­очему-то так говорили. Что мы делали, как помогали, особо не помню. Но в памяти остались бабушки в платочках и в кацавейках — были такие плюшевые короткие пальто типа телогреек.

— 19 мая для меня до сих пор остается знаменательным днем — Днем пионерии. У нас в школе была замечательная пионервожатая Галина Анисимовна, памятник ей стоит во дворе нашей школы. Помню репетиции во дворе краеведческого музея перед парадами на 1 Мая. А в День пионерии мы на автобусах ехали на Чочур Муран, где разжигали для нас большой костер. И мы пели: «Взвейтесь кострами, синие ночи…». Ходили в походы, играли в «Зарницы».

— Помню, как однажды с родителями шли по улице Крупской смотреть ледоход. Было очень холодно, а мы так долго шли. Осталось в памяти чувство тревоги: как там — на реке, сколько воды? И сейчас тоже, как раньше, мы следим за ледоходом. Хотя в последние годы Зеленый луг не так сильно затапливает.

— Поскольку отец был на руководящей должности, его отправили поднимать сельское хозяйство в Покровск. Он жил без нас один год, а когда я училась в шестом классе, мы переехали к нему. Четыре года жили в Покровске, в 10‑м классе вернулись в Якутск. В свой «А» класс не взяли, так как уже учились по новой программе. Попала в 10‑й «Б». Мы учились в новом здании, были первыми выпускниками новой школы в 1977 году.

— Хотела стать журналистом. Сестра Аита Шапошникова училась в Москве в литературном институте. Я тоже хотела в Москву. Но мама посоветовала учиться на библиотекаря, считала, что это самая женская работа. Так я поступила в культпросветучилище, как хотела мама.

— Четыре раза в год папа ездил в командировки на большие сельскохозяйственные ярмарки. Он работал в потребкооперации, занимался закупками, снабжением. Помню, как он однажды привез нам хлебцы, и мы их впервые попробовали. Потом спагетти, хлебные палочки. Уже осенью такая продукция продавалась в «Холбосе», а потом и в городских магазинах появилась: начал выпускать хлебокомбинат. С 1972 года ассортимент в магазинах стал чуть богаче, не только консервы.

— В сентябре и октябре мы отца практически не видели, он пропадал на работе. Весь коллектив в это время разгружал баржи, чтобы в первую очередь отправить все в северные районы. Как сейчас говорят, северный завоз. Для них это было первоочередной задачей — снабдить районы севера продуктами и всем необходимым.

На первом этаже нашего дома находился продовольственный магазин потребкооперации «Холбос». В народе его так и называли — «Холбос». С августа тут уже можно было купить дикоросы, грибы. Помню огромные бочки с солеными груздями, мочеными яблоками, ягодами и т.д. Правда, все это быстро заканчивалось. Также там продавали куропаток, перепелок. Все, что сдавало население. Единственное, что там не продавали, — хлебобулочные изделия. За хлебом мы ходили в магазин на Чкалова.

— Мои родители были детьми очень пожилых родителей. Мама родом из села Хатырык Намского улуса, работала медсестрой в тубдиспансере, не окончила медицинский факультет из-за меня, моего рождения. Она работала с самыми известными учеными, врачами. Выбрала профессию медика, потому что сама переболела туберкулезом. Тогда им болело очень много людей.

Отец — из села Бологур Амгинского района, но со своей родней общался мало. Когда ему было 15 лет, умер отец, и его воспитала мачеха. Она плохо обращалась с ним, он батрачил, поэтому поздно окончил школу: семь классов в 23 года. Когда учился во Львове, никто из родственников не помогал, очень трудно приходилось. Поэтому и не было близких, теплых отношений. Зато для родственников мамы он был любимым зятем. Отец к ним ездил на охоту, помню, даже на медведя ходил с ними. Он хорошо стрелял.

— Рождаемость была в те времена высокая, так что родни было много. Иногда в нашей двухкомнатной квартире ночевали чуть ли не полдеревни. У родителей была двуспальная панцирная кровать, и мы частенько спали впятером на этой кровати. Обязательно у нас ­кто-то гостил. Летом приезжали абитуриенты. Как правило, если приезжала одна родственница, то с ней еще две-три ее подружки. Также к отцу из северных улусов приезжали его коллеги, тогда с гостиницами тяжело было, вот и останавливались у нас. Приезжали также, когда привозили на обследование в больницу своих родителей. Все городские так и жили.

— Мое самое раннее детство прошло в Намском районе. Как только заканчивалась учеба, нас в конце мая увозили в Хатырык, к тете. Это было целое путешествие, ехали два-три дня на перекладных с ночевкой в Намцах. Родители потом проведывали нас в середине июня или в конце июля. Второй раз приезжали к моему дню рождения, 16 августа. А 24–25 августа мы уезжали домой.

— Раньше родители полностью доверяли нам. Мне, первоклашке, буквально отдавали в руки годовалого братика Айара, он младше меня на восемь лет. Считалось, что в семь лет я уже большая, в один год ты вроде уже самостоятельный. И все лето я возилась с ним. Конечно, были там старшие родственники, ну и тетя, мамина сестра.

— Дядя Иван Петрович Пестряков занялся родословной по маминой линии, аж до 15–16 века раскопал данные. Так мы узнали свои корни, оказывается, в Тюбя после Дежнева с дружинами, которые собирали ясак, появился казак Алексей Пестряков. Ему понравилась природа, охота и рыбалка, и он обосновался там, женился на местной девушке. Вот от него и пошел род Пестряковых. Всякое о нем писали, мол, такой-­сякой он был, этот баай Бестряков. А ­он-то и не шиковал, но и не бедствовал, завел скотину. Да вся родня работала на него, но он не дал же никому погибнуть с голоду?

— «Сделал дело — гуляй смело!» — пошло еще со школы, по такому принципу живу до сих пор. И это дисциплинирует, всегда стараюсь сделать все дела, а потом гулять. А в детстве день был расписан чуть ли не по минутам. С 6‑го класса мы жили в Покровске. Я очень любила ходить в кино, сеанс начинался в 16.10 и длился один час 10–15 минут. До похода в кино надо было растопить печь, поставить вариться суп. После кино бегом домой — мясо уже сварено. Крышкой не закрывала, умная была, знала, что может убежать. Кидала три горсточки макарон, лапши или вермишели, парочку картошки и шинковала морковь, лавровый лист. Ставила на плиту чайник. И бежала в садик и ясли за братьями. По дороге домой покупали хлеб, который привозили в 17.45. И к приходу родителей в 18.30 у меня все было готово.

— А еще были музыкальная школа и секции. Все успевала. Причем ­почему-то выходило так, что воду привозили тогда, когда я была дома. Зимой воду в бочках оставлять нельзя, надо было ее перетаскать. И я ­как-то все успевала за 15 минут до урока в музыкалке. Благо школа была через дорогу.

— Папа, когда мне стукнуло 15, удивился, когда же я успела так вырасти, уже умею готовить, заботиться о братьях. Видимо, на примере своих родителей, отец же заботился о нас. С охоты привозил зайцев и уток всегда ошкуренными, ощипанными. Мама никогда этим не занималась. Но про это я узнала, когда мне было уже за 40. К­ак-то дядя Яков привез двух зайцев, которых подстрелил по дороге в Якутск, и ушел. А потом позвонил и сказал, что он уезжает домой и мне надо самой разделать эти зайцы. Я — к маме, а она отказалась наотрез даже прикасаться к ним. Вот такая неожиданная правда мне открылась. Отец многое делал для нас, а мы и не замечали.

— Очень часто вспоминаю отца, какой же он был передовой человек для того времени. Но не оценили. Уже с 1990‑х годов он поднимал вопрос о строительстве моста через Лену, были проведены исследования институтом мерзлотоведения, учеными из Японии и Германии. И я видела этот проект однажды. Но руководство «Холбоса» не обратило на это внимания. Мост уже тогда мог быть.

— А я даже не знаю, как назвать себя. Одно время писала наказы кандидатам в депутаты, что надо бы сделать удобные тротуары, что не надо в зданиях предприятий на полу класть кафель, так как старикам неудобно ходить и т.д. И они откровенно смеялись надо мной, говорили: «Вы, может, ­что-то серьезное предложите?».

Запомнила одного из кандидатов — архитектора Олега Аржакова. В предвыборную кампанию его группа архитекторов осушила Теплое озеро, очистила и запустила карасей. Они подарили для жителей Залога габионы, хоть ­что-то сделали для благоустройства округа.

Я решила обратиться насчет ремонта мостов. Оказалось, что они не относятся к Автодорожному округу, а к Октябрьскому. Написала им. Мне, конечно, приятно, что хоть в этом году все привели в порядок.

Я люблю свой город, хочется, чтобы он стал комфортным для всех жителей. Никуда отсюда уезжать не собираюсь. Где родился, там и пригодился.

Фото из семейного архива героини