Фекла Сокольникова — правнучка первого врача Якутии

В юности, выбирая профессию педагога, Фекла и не думала о том, насколько тесно будет связана ее жизнь с судьбой известного прадеда. О том, что именно ей предстоит исследовать биографию Прокопия Сокольникова, собирая по крупицам факты, доказательства о его удивительных встречах, дружбе с писателем Львом Толстым…

— Я не врач — я педагог. Закончила немецкое отделение факультета иностранных языков. В десятом классе выиграла городскую олимпиаду по иностранным языкам, это и определило выбор учебного заведения. Рассудила так, что лучше учиться там, где легко дается. Дома у меня тяжелобольная мама, а если еще и работать в медицине, было бы сложно.

— П­очему-то некоторые думали, что мое имя вымышленное, а это старинное русское имя. Так назвали меня по настоянию моей бабушки Дарии Тимофеевны и тети (старшей сестры моей мамы) Татьяны Михайловны Сокольниковой, она была учительницей русского языка. Тогда многие удивлялись, как можно ребенку дать такое имя, как она будет учиться в школе и т. д. И да, были у меня некоторые проблемы с именем, поэтому в школе меня называли Феней.

— А была я так названа в честь сестры деда Феклы Алексеевны Сокольниковой, которую моя бабушка просто боготворила — так она ее любила и уважала. Фекла Алексеевна была первой супругой Платона Ойунского. А бабушка вошла в их семью, выйдя замуж за ее брата. Бабушке было всего 16 лет — простая деревенская девочка, подросток, можно сказать, которая ничего толком не умела и не знала. Фекла Алексеевна стала для нее наставницей, которая учила ее и других девушек, как содержать дом в чистоте, вплоть до того, как стирать белье и др. Очень красивая, светлокожая, спокойная характером, она была музой для Платона Ойунского. Есть стихотворение, которое он посвятил ей «Догорбор Суекуччэгэ», которое и век спустя является ярким образцом якутской лирики. В то время не было принято воспевать так свою любимую, чтобы ее восторгались другие.

— Бабушка жила на улице Каландаришвили, сейчас на этом месте стоит издательство университета. А тогда там были добротные деревянные дома, жили многие из известных в республике людей. Главой нашей семьи была бабушка Дария Тимофеевна, по мужу Сокольникова. Она жила с дочерьми — Татьяной и Сусанной (моя мама). Бабушка говорила, что соседями были родители Натальи Трапезниковой, Габышевы и др. Когда я родилась, в 1968 году бабушка получила однокомнатную квартиру в «хрущевке», и мы переехали на Халтурина, 4, теперь это улица Петра Алексеева.

Квартира хоть и была маленькая, но все же благоустроенная. К тому моменту мои родители уже были в разводе, причем отец ушел еще до моего рождения. И мама поменяла нам с братом фамилию, так мы тоже стали Сокольниковыми. Жили в этой квартире вчетвером: бабушка, мама, старший брат и я. А на Петра Алексеева, 6 — тетя Татьяна с семьей.

— Этот дом до сих пор стоит, а рядом было здание Дома охотника, который снесли. В основном в нашем доме жили работники связи и почты, это было ведомственное здание. Напротив располагался дом, где жили семьи сотрудников МВД. Я не помню, чтобы у нас были массовые игры, кажется, детей было мало. А вот в доме на Дзержинского, 7 всегда было весело, было много детей. И там верховодил мой старший брат, он был лидером в нашем околотке. Спортсмен, легкоатлет, занимался фехтованием. Из бочек делал щиты, ­какие-то сабли, прекрасно рисовал. Когда я училась в третьем классе, в нашей семье случилось горе. Занимаясь боксом, брат получил травму головы, из-за которой образовалась опухоль. Врачи ничего не смогли сделать, и он ушел от нас в 16 лет. Это подкосило маму.

— В садик я ходила только один месяц, потом решили, что лучше буду сидеть с бабушкой дома. Мама из-за работы не могла возить меня, мой садик был расположен рядом с Художественным музеем, раньше это была типография. А на месте садика стоит жилой комплекс «Титаник».

— Совершенно не волновались, как я буду учиться без никакой подготовки к школе. А я ­как-то сама научилась читать. Я помню этот момент, как вдруг соединила М и А в слог МА, а потом в слово «мама». Прямо открытие, что я научилась читать. Был еще племянник чуть старше меня, и он мне чуть-чуть помогал, показывая и называя буквы.

— Бабушка шила шапки из меха, вышивала бисером, и я ей помогала. Любила шить платья, любимый фасон — халадай. Причем шила из одинаковой ткани для себя и для меня. Тогда в моде были ткани с узбекским рисунком. И в таких халадаях две «узбечки» шли в гости. Вот такое было спокойное детство. И сейчас иногда в воспоминаниях чувствую в душе то состояние спокойствия и гармонии. Жили тогда ­как-то неторопливо, без суеты.

Единственное требование бабушки было — не выходить за пределы ограды. Гулять можно только во дворе. У меня были две подружки, с которыми мы и играли.

— Запомнилась одна подруга бабушки, такая колоритная — Герой Социалистического труда Евдокия Ивановна Бурцева. Она жила в соседнем доме, с утра она приходила к нам и, как олонхосут, начинала рассказывать о своей жизни, семье, как ее награждали в Москве и т. п. К­ак-то она подарила мне механические наручные часы, они до сих пор у нас хранятся.

— В первый класс пошла в школу № 5. Это была деревянная восьмилетняя школа на углу Орджоникидзе и Петра Алексеева. После восьмого класса я и несколько моих одноклассников перешли в школу № 9. В то время эта была очень сильная школа, ученики которой побеждали на олимпиадах по математике, физике, химии. И в гуманитарных предметах я внесла свою лепту победой по немецкому языку. И хотя у меня были «тройки» по некоторым предметам, меня отметили на выпускном торжестве, вручив грамоту и серебряный значок ГТО. Тогда это много значило для выпускника.

— Нас принимали в пионеры в ДЮСШ. Так волновалась, что даже не могла поднять глаза в тот момент, когда мне завязывал галстук мальчик. П­очему-то ко мне подошел мальчик, всем остальным повязывали девочки.

— Про комсомол тоже есть история. В ряды ВЛКСМ нас принимали в горкоме. Ходила такая байка, что обязательно спросят про коммунизм и церковь; в какое время лучше жить? Но спросили только, у кого есть «тройки». Только я честно призналась, что у меня есть «тройка» по физике, остальные промолчали. И что тут началось?! Довели до слез, но ­все-таки приняли. Тогда вынесла для себя урок: не стоит говорить правду, иногда стоит промолчать.

— Летом мы жили на даче. У нас была совместная с тетей дача на Мерзлотке. Зятю выделили участок с работы, а у бабушки были деньги с продажи коровы в Татте. На ее деньги построили дом. Лето мы проводили там. Вот там у нас были веселые игры на полянах — «Чур, я не голя», «Казаки-­разбойники». И там я впервые узнала от ровесниц по даче, что в других школах проводят дискотеки, а у нас с этим было очень строго. Каждое утро на линейке завуч проходила перед строем с промокашкой и проводила по щекам, если видела, что ­кто-то накрашен. Выводила, и сразу — родителей к директору. Очень строго было. Какие там короткие юбки? Даже банты цветные были запрещены, только черные и белые.

— С одноклассниками из 9‑й школы практически не общаемся, многие разъехались. Несколько лет назад встречались классом из 5‑й школы. Судьбы у всех сложились по-разному, некоторых уже и нет на этом свете.

Мы учились в одном классе со Светланой Паниной и в 5‑й, и 9‑й школах. Она, как и я, кандидат педагогических наук. А с курса у нас четверо защитились.

— К бабушке постоянно приходили люди, которые интересовались Прокопием Сокольниковым. В том числе и Пинигин Владимир Васильевич, который написал о нем первую книгу, сделав его известным. До этого его жизнь была, как легенда, на уровне слухов. А тут вышла книга, научно обоснованная, с архивными документами. Владимир Пинигин — родной дядя Павла Пинигина, был заведующим исторического отделения. Он приходил к бабушке, записывал ее воспоминания. Помню, как бабушка про меня сказала ему: «Это мой тылбаасчыт», она не говорила по-русски. И это ­как-то закрепилось, оказывается, могу стать переводчиком. В быту часто приходилось переводить бабушке.

— Бабушка была персональным пенсионером, у нее была специальная книжечка, которая давала ей ­какие-то льготы. Очереди тогда в магазины были огромные, не протолкнуться. Тогда еще талонов не было, хорошие продукты — дефицит. Бабушка бесстрашно шла в очередь с этой книжицей, а я следом, переводя женщинам в очереди, что она персональная пенсионерка. Вот так мы тогда проходили школу коммуникации. Чтобы купить сметану, иногда мне приходилось обойти три магазина: сперва в 4‑й, если там нет, бежать в 19‑й (сейчас «Поярков») и в 18‑й (бывший «Найрамдал»).

— В университете было интересно учиться. У нас такие преподаватели были, мы буквально были влюблены в них. Лидия Михайловна Неворотова, Светлана Николаевна Барашкова, Светлана Митрофановна Прокопьева, Светлана Иннокентьевна Петрова. Все Светланы, замечу.

— Немецкий я преподавала недолго, в 90‑х вышел указ о третьем рабочем языке — английском. И все. Сократили изучение немецкого и французского языков, началась повальная переквалификация. Английский стали преподавать учителя, которые прошли переподготовку. Конечно, это сказалось на качестве. И мне пришлось преподавать английский в колледже культуры и искусства.

— В университете у нас есть педагогическая мастерская для тех, кто хочет заниматься наукой. С моей коллегой Земфирой Егоровной мы пришли к заведующему. Кстати, он, как узнал мою фамилию, предложил писать работу на основе педагогики Толстого. Начала копаться, поняла, что действительно может получиться. Долго писала, пришлось менять место работы. А сколько раз хотела забросить? Но все же вышла на защиту и защитилась. За месяц до защиты выяснилось, что оппоненты должны быть из Москвы, раз у меня такая тема. Спасибо, что музеи Толстого в Москве и Ясной Поляне поддержали меня. Тема диссертации — «Влияние гуманистической педагогики Толстого на процесс развития народного образования Якутии».

— Лев Толстой много выступал о том, какой должна быть народная школа, как просвещать народ. Он писал учебники, которые были более адаптированными к природе крестьянского ребенка. Это если коротко.

— Впервые я заговорила о своем двоюродном прадеде в 2010 году. Тогда мой однокурсник Айар Варламов, работавший в то время в рекламном отделе «Саха сирэ», вдруг предложил разместить материал о Сокольникове. Журналистка Антонина Эверстова написала его на якутском языке, и статья вызвала живой интерес. Это были воспоминания моей бабушки Дарьи Тимофеевны Сокольниковой. Она застала Прокопия Нестеровича в живых. Он мой двоюродный прадед, в семье их было двое: Алексей — это мой прадед и Прокопий.

— Про моего прадеда тоже говорили, что был интересным человеком. Но он не получил образования в отличие от Прокопия. По тем временам это вообще нонсенс, как обычный крестьянский парень из простой якутской семьи вдруг оканчивает Московский университет? И это в 19 веке?!

Его история учебы была очень долгая и заняла много времени. Поступить в университет можно было, только если ты закончил гимназию. В гимназию же инородцам было поступить сложно, не только потому, что было платно, но и по сословию. Материал давался на 49% на латинском языке, еще и древнегреческий язык надо было учить. А получить такие знания в Якутске в то время было нелегко.

— Прокопий Сокольников учился в духовной семинарии, также учился в частной школе политссыльного Подбельского. Эти знания ему помогли выдержать экзамен в университет. Университетов тогда было очень мало. И самый ближайший от нас находился в Томске. В Иркутске еще не было, хотя это был центр губернии.

— В годы учебы он знакомится с Петром Семеновым-­Тянь-­Шаньским. В 1896 году в Нижнем Новгороде открывается Всероссийская промышленно-­художественная выставка, уполномоченным от Якутской волости работает его друг по прогимназии Василий Никифоров-­Кюлюмнюр. Туда же приезжают братья Петр и Михаил Афанасьевы, тоже одноклассники Прокопия. Заведовал Сибирским отделом известный ученый, географ, путешественник Петр Семенов-­Тянь-­Шаньский. Благодаря этому знакомству Прокопий Нестерович переводится в Московский университет, где читали лекции и занятия известные профессора того времени: знаменитый физиолог Сеченов, основоположник педиатрии Филатов, Склифосовский и др.

Одно из учебных заведений медицинского факультета находилось в Хамовниках, рядом с усадьбой Льва Толстого. Так он познакомился с писателем, который обратился к Прокопию помочь духоборам, сосланным в Якутию за отказ от несения военной службы. Он поехал с духоборами. Но если они ехали в далекую ссылку, то для Прокопия это было возвращение домой.

Примечание
Духоборы — религиозная секта, отвергающая внешнюю обрядность православной церкви.
— По дороге он писал заметки, которые публиковал в журнале «Восточное обозрение», издававшееся в Иркутске. У него очень интересный язык, проявил себя не только как врач, но и как всесторонне образованный человек. Эти записи можно прочитать, они есть в интернете.

— Ссылка духоборов в Якутии была недолгой. Толстой помогал им не только материально, но и морально, хлопотал за них. Позже их отправили в Канаду. А тогда их поселили в селе Новониколаевском (Маган), для детей духоборов открыли народную школу.

— Эта связь со Львом Толстым оставила глубокий след. Они переписывались, сохранились письма Прокопия Нестеровича ко Льву Николаевичу, которые находятся в Стальной комнате музея Толстого в Москве. Через два года во время отпуска прадед встретился с писателем, гостил у него в Ясной Поляне. Это исторический факт. Я читала оригиналы этих писем, где они обсуждают «Крейцерову сонату», пишут о семейных ценностях.

Жизнь прадеда была не совсем простой, и в семейной жизни он был не очень счастлив. Дважды женился, обе жены трагически погибли. Сегодня род Сокольниковых продолжается по линии его родного брата Алексея.

— К­ак-то так получилось, что все у меня связано с именем Прокопия Нестеровича Сокольникова. Даже замуж вышла. Писатель, поэт Иван Федосеев, когда составлял сборник «Великий Лев Толстой и врач Прокопий Сокольников», обратился ко мне с просьбой принести фотографии. И у него дома я познакомилась с его племянником. Два года дружили, потом поженились.

— Теперь я понимаю, почему меня назвали этим именем. Видимо, чтобы я продолжила исследование, написала работу. Как бы духовное продолжение. Прадед умер в декабре 1917 году в возрасте 52 лет. А если бы жил, то неизвестно, как бы сложилась его судьба. Вряд ли он избежал бы расстрела, так как в свое время возглавлял делегацию из Якутии на праздновании 300- летия Дома Романовых, имел царские награды «Святого Станислава» и «Святой Анны». Недавно узнала, что в память о нем в Чурапче построят новое здание больницы, что тоже хорошо.

Фото из семейного архива героини