Хатасское детство и юность Марии Соболевой

— Я родилась и выросла в селе Хатассы. Отец Егор Иванович Соболев — ветеран вой­ны, инвалид, работал главным экономистом в совхозе в Хатассах. Вернувшись с вой­ны, он отучился в финансовом техникуме, после окончания работал ревизором в министерстве финансов.

— Семья у нас большая, пятеро детей. Одна сестра старше меня на девять лет, другая на 18. Я предпоследний ребёнок. Тут такая история: мама, овдовев, вышла замуж во второй раз, когда у неё уже было трое детей. А я, получается, первый ребёнок у моего отца, потом родился брат.

— Как только папа женился, он сразу перевёлся экономистом в совхоз, купил домик с участком в Хатассах и перевёз семью. Построил большой дом. Держали хозяйство: коровы, свиньи, лошади. Был огород, за которым ухаживали. Жили недалеко от протоки, каждое лето купались, помогали родителям косить сено.

— Мама, Ирина Ивановна, родом из Мегино-­Кангаласского района, рано осталась сиротой. Ей было 2–3 года, когда умер отец. Дядя забрал сироток в свою семью, вывез девочек на санях, укутав в сено, в Якутск. Жили они на том самом месте, где сейчас расположен цирк. Мама закончила вторую школу и рано вышла замуж, не получив образования. Она прекрасно шила. Поэтому к каждому празднику у меня был новый наряд, да ещё и не такой, как у всех: плиссированные юбки, платья. Мама жалела, что не выучилась на швею, могла бы стать модельером. В Хатассах работала кочегаром в бане совхоза.

— С соседями очень дружны были, до сих пор на праздники друг друга приглашаем. Уже как родственники стали. В детстве вместе играли в казаки-­разбойники, в пионерскую зорьку, гоняли мячи. Хотя они были постарше меня, но всегда принимали в свои игры.

— Помню, как одним летом асфальтировали нашу центральную улицу. Видимо, я совсем маленькая была, потому что мама меня пугала, говорила, что приехали цыгане с широкими длинными юбками, и они под ними прячут детей, крадут их. Это чтобы я не выходила за ограду на улицу. А там столько техники было, такая стройка шла.

— В то время были большие очереди за хлебом, его привозили из города. И бывало, что нам не доставалось, тогда приходилось ехать в Якутск до магазина «Туймаада» и обратно.

— Каждое воскресенье с сестрой мы ездили в город на «шопинг». Обязательно заезжали на «Зелёный базар», раньше он был там, где сейчас стоят «Кружало» и «Махтал». Покупали два стакана семечек и шли гулять по городу и по магазинам.

ПРАСКОВЬЮ ПАВЛОВНУ В ХАТАССАХ НАЗЫВАЛИ МАМОЙ

— Совхоз «Хатасский» в наше время гремел на весь Союз, был совхозом-­миллионером. Передовым хозяйством руководила Прасковья Павловна Федорова. Человек-­легенда. Её называли мамой в совхозе, ну она и была таковой по сути. Знала всё о проблемах, какие возникали в семье, вызывала провинившихся на ковёр. И нам, дояркам-­комсомолкам, однажды досталось за то, что мы ездили на дискотеку в городской парк. Рассматривали аж на партийном собрании. Я же, работая в совхозе, вступала в партию.

— Она была строгой, но справедливой. Помню, как моего брата привезли из роддома домой на её «Волге». Наверное, многих хатасских детишек так привозили.

— Совхоз был большой, полей было очень много. Выращивали картошку, капусту, помидоры, огурцы и т. д. Естественно, мы, хатасские школьники, каждое лето работали в летнем трудовом лагере.

— Я работала с сестрёнкой на участке, где выращивались испытательные сорта овощей, поэтому от нас требовался особенный уход. С нами работали учёные из института, которые проверяли каждый сорт на лучшие показатели, отбирали сильные на семена. Вот такая у нас была ответственная работа.

— Очень хорошо жилось в то время. Осенью весь город приезжал к нам на сбор урожая. Школьники, рабочие коллективы, студенты, все помогали собирать овощи с полей. Хорошее было время, вспоминается об этом даже с ностальгией. Такое праздничное настроение царило, многие с удовольствием ехали на овощной субботник.

ВПЕРВЫЕ ВЫШЛА НА СЦЕНУ В 1‑м КЛАССЕ

— Школу я закончила в Хатассах. Семен Степанович Иванов — не только мой первый учитель, а ещё тот человек, который впервые вывел меня на сцену. Семён Степанович аккомпанировал мне на баяне, а я впервые с ним вышла на школьную сцену. В 3‑м классе я уже пела под сопровождение школьного вокально-­инструментального ансамбля. Исполняла песни мелодистов Виталия Андросова, Аркадия Алексеева, ­какие-то взрослые песни. Они тогда были очень популярные. А в детсадовском возрасте воспитатели разучили со мной «Синий платочек» Клавдии Шульженко.

— Потом уже на всех школьных вечерах выступала, помню, шквал аплодисментов срывала. Руки, ноги всегда тряслись. Микрофон ­кое-как держала в руках от волнения.

ПАПА БЫЛ ПРОТИВ ТАКОЙ РАБОТЫ

— Я хотела пойти по стопам отца, стать экономистом. А он был против. Каждый раз говорил, что это не та профессия, не женская, самая плохая, хотя любил свою работу. Помню, как вечером он приходил с бумагами, включал настольную лампу и дальше работал. У него был такой электрический калькулятор, на котором он считал, а потом ещё перепроверял эти цифры на счётах. Слышно было в ночной тишине, как всю ночь он щёлкает костяшками на счётах — тыщ-тыщ, и мы незаметно засыпали под эти звуки. Вот такая у нас была «колыбельная». Работал он в совхозе до выхода на пенсию.

— В школе была примерной ученицей, активисткой. Но так как папа говорил мне, что профессия экономиста сложная и трудная, то я… забросила математику. Училась шаляй-­валяй. Когда не могла решить очередную задачу по математике, подходила к отцу, просила его помочь. Папа, решая мою домашку, удивлялся, почему так решают, когда можно проще. Я делала вид, что внимательно слушаю его, что всё поняла, а потом просто переписывала готовое решение. И с чистой совестью сдавала учителю. А на уроке, раздавая всем тетради, Николай Петрович говорил мне: «Соболева, опять домашку не сама решала? Папа решил». А я с ним ещё спорила, уверяла, что сама. А-ха-ха (смеётся Мария). П­апа-то по старому методу решал, в общем, выдавала себя с потрохами. Краснела, конечно, но стояла на своём. Айуу-айа.

«ШКОЛА. ПРОИЗВОДСТВО. ВУЗ»

— После школы по комсомольской путёвке с одноклассниками работала два года под девизом «Школа. Производство. Вуз» оператором машинного доения, то есть дояркой. Был такой призыв в советское время. Поступала на экономический в сельхозинститут, но завалила третий экзамен. Счастью не было конца, радовалась, что с одноклассниками буду работать в родном совхозе. Родители, конечно, мою радость не разделяли. Единственное условие было — ходить на работу из дома, а не жить в общежитии с девочками.

— Весёлое время было. Провожали парней в армию, танцевали до утра. И сразу на работу с одного конца села на другой в валенках, ватнике шла на работу, чуть ли не на ходу спала. Просыпалась, когда застревала в сугробе.

— Мы работали в комсомольско-­молодёжной бригаде № 2, выступили инициаторами работы в две смены. Эксперимент ввели, чтобы доярки работали по полдня с шести утра до двух, и с двух до девяти вечера по одной неделе. Мне же часто приходилось работать по две недели, потому что моя напарница, наставница, часто уходила на больничный, у неё был маленький ребёнок, который часто болел. А бригадиром была моя двоюродная сестра, и, чтобы не загружать и поддержать её, приходилось работать самой. Мы полностью ухаживали за коровами, сами убирали навоз, тогда как доярки до этого только доили коров.

— До работы на ферме я к хотону и близко не подходила, не умела доить коров. Я же была папина дочка, «мааны кыыс», активистка, комсомолка, красавица. Конечно, родители были очень удивлены, когда я пошла работать на ферму.

— Мы же все были в школе хорошистками, активистками, и все остались работать в совхозе по призыву партии. На собрании приняли решение, что мы никогда не будем материться, курить сигареты, выпивать. Будем самыми активными. Так и было. Нас даже просили остаться ещё на один год, обещали отправить нас отдыхать по путёвке в Чехию. Заграницей заманивали, но мы не остались. Поощрили тогда путёвками по Средней Азии. И мы на поезде из Иркутска поехали по всем городам Азии, целый месяц колесили. Очень хорошо было, хотя долго. Тогда хорошо поощряли рабочую молодёжь.

— За переработки я всё время получала премии. И, хотя мне было всего 16 с половиной, я была такая взрослая. С первой зарплаты купила маме золотые серёжки. А со следующей начала себе мебель покупать. Прихожую, люстру, магнитофон бобинный «Орбита». Отцу как ветерану вой­ны давали талоны, вот на них я и покупала. Это нормально, да?! Сейчас мне даже смешно, надо же, какая хозяйственная.

ОТЕЦ НЕ ЛЮБИЛ ВСПОМИНАТЬ ВОЙНУ

— Мой отец Егор Иванович Соболев, человек, который от начала до конца прошёл Великую Отечественную вой­ну. Курская дуга, Украина, Польша, Германия. В Хатассах таких ветеранов мало, было бы справедливо назвать одну из улиц его именем. Пять тяжёлых ранений, последнее из которых получил в феврале 1945 года возле реки Одер в Германии. Очень редко рассказывал о вой­не, когда мне нужно было писать сочинение, я буквально умоляла его, чтобы он ­что-то рассказал.

— Вой­на ему снилась ночами, мы часто просыпались от звуков его голоса. Во сне он продолжал воевать с врагами. В детстве рассматривала его шрамы, считала их, расспрашивала о них, но он не любил эти вопросы.

— Когда я уже была в старших классах, он рассказал мне о последнем ранении, и как его спасла немецкая семья. Наши оставили его, тяжело раненного, в одной семье в деревушке. Там жила старушка и маленькие дети. Папа рассказывал, что очнулся и увидел ребятишек, которые смотрели на него. Он говорить не мог, только глазами и жестами показал, что хочет пить. Дети принесли ему воды, еды. А через ­какое-то время в дом зашел немецкий солдат, откинул одеяло, увидел его и накрыл обратно…  Ушёл, видимо, не поняв, что этот азиат — советский солдат. В общем, всё обошлось, не сдал его. А потом наши его забрали, увезли в госпиталь.

— Папина дочка. Если честно, я росла избалованным ребёнком, родилась первым, поздним ребёнком у отца. В 45 лет он стал отцом, а когда брат родился, ему был уже 51 год. Конечно, баловал, любил нас. Представьте себе, после вой­ны, после тяжелых ранений, поздно женился, и вдруг рождается дочка, а потом сын. Это же такое счастье! И он никогда в жизни не ругал нас. Я всегда боялась его огорчить, боялась его сурового строго взгляда. Очень любила и уважала папу.

— А мама могла каждый день его ругать, да и нас. А когда каждый день ругают, уже и не обращаешь внимания, пропускаешь мимо ушей. Я и детей так же воспитала, очень редко повышала голос. И сейчас им всегда говорю: ругайте детей редко, но метко, по поводу. Чтобы слушались. А то в одно ухо заходит, в другое выходит, это же так?

— Папа был очень башковитым, особенно по математике. Учился в финансовом техникуме, потом в Ленинграде на переподготовке. Его очень уважали, не зря он получил звание «Отличник финансовой службы России». Его не стало 11 лет назад, в следующем году ему бы исполнилось 100 лет. Он всегда мечтал увидеть хотя бы внуков, а дожил и до первого правнука.

— Думаю, он мог бы дожить до 100 лет. Это было крепкое поколение. Врачи удивлялись, когда УЗИ, кардиограмму делали, говорили, что дедушку хоть завтра в космос отправить можно. Вот такое здоровье у него было, и это после пяти тяжёлых ранений. Он сломал бедро, это его и подкосило.

— Отец всегда пил крепкий чай. Он вырос в Якутске, у них был дом в Залоге, учился во 2‑й школе. Вспоминал, как школьником дрался с заложными ребятами. Его отец был репрессированным, на острове Улуу Арыы возле Хатасс у них была мельница, которую отобрали. До сих пор сохранились ее останки. Был он обрусевшим якутом, ни одной песни на родном языке не знал, но зато пел от начала до конца русские народные… «Эх, ухнем…»

КОМСОМОЛЬСКОЕ ПРОШЛОЕ

— В 18 лет вышла замуж, поступила на учёбу в ЯПУ‑1, туда можно было поступить без экзаменов. Я-то на самом деле хотела на музыкальное отделение, нет чтобы дойти до остановки и доехать до музыкального училища. А меня уболтали, сказав, что у них тоже есть методика музыки.

— Очень хорошо училась, была комсомольским лидером в училище, освобождённым секретарем, потом меня забрали инструктором в горком комсомола. Работала с Сарданой Авксентьевой. Тогда же начала петь в ансамбле «Туймаада», ансамбль в то время носил другое название «Сарыал», был самодеятельным. Всё успевала, даже на гастроли ездила по районам. Перед развалом комсомола работала освобождённым секретарем в совхозе в Хатассах, потом перешла в школу учителем музыки и начальных классов. А когда «Туймааде» дали государственный статус, Светлана Павловна Иванова позвала меня в ансамбль. Ушла из школы — я же хочу петь!

— Сейчас, наверное, можно сказать, в детстве я была страшно косоглазая, некрасивая. Мне заказывали очки с толстыми стёклами в Новосибирске, одно стекло закрывали изолентой. Я в них была, как пират — так исправляли моё косоглазие. И исправили же, сейчас астигматизм только, но косоглазия точно нет. В детстве в школе мальчишки — ох уж эти противные мальчишки! — обзывали очкариком и разными обидными словами. Конечно, страдала, была в ту пору очень обидчивой. Старшая моя сестра была очень мудрой, находила правильные слова, говорила, что всё это временно, потом я вырасту, обязательно буду красивой девочкой.

— Так оно и случилось, я расцвела, когда сняла очки. К­ак-то с одноклассницами встречаемся у одной подружки, собираемся на дискотеку. Там её родственница спрашивает меня, чья я дочка. Услышав, что Егора Соболева, была крайне поражена — так у него же дочка была, у которой глаза совсем плохие были…

Сейчас я уже сама мама и бабушка. С теплом вспоминаю своих родителей, сестер, Хатассы. Отчий дом сохранился, но мы там не живём. Когда бываю там, захожу в наш двор, окунаюсь в детство.

Фото из семейного архива героини публикации