Любовь с доплатой

Вчера Ирка ко мне заходила чаи погонять. С Иркой и с ее мужем Мишей мы знакомы, вот чтоб не соврать, полжизни. Буквально. Ну, с ним на пару годков дольше. То есть я помню Мишу худющим студентом-первокурсником с разбитым сердцем. Был он этаким Чацким и Онегиным, популярностью пользовался бешеной. Подавал блестящие надежды: острый цепкий ум, отлично подвешенный язык, перспективность.

В юности компании причудливо перетасовываются, люди открыты новым знакомствам. Ирка, знакомая знакомых знакомых, случайно попала в мой дом, где, собственно, и увидела его.

И сделала все, буквально прыгнула выше головы, чтобы прибрать к рукам блестящего перспективного Мишу.

Сама Ирка школу окончила с трудом, никуда не поступила, выучилась на маникюршу и была тем вполне довольна. Смотрела с восхищением в рот Михаилу, цитировавшему Маяковского и Ницше, и крепко держала его руками и ногами.

Результат этого держания был закономерен, весил три с половиной килограмма и радостно орал, чуть что было не по нем.  Но он появился позже, после того как Михаил снизошел до глупенькой, необразованной Ирки без перспектив и милостиво дозволил любить его.

Тогда я удивлялась, помнится: «Что же Миша нашел в ней, ну, кроме симпатичной мордочки и житейской хватки? Ему же подавай ум, чтобы беседовать с дамой можно было... Разве с Иркой побеседуешь?»

Позже я поняла, что он нашел в ней. Квадратные метры и семью, которая с радостью приняла его на этот самый метраж.

Но тогда так не казалось. Тогда все видели, что блестящего Мишу прибрала к рукам ловкая Ирка, родила ему крикуна и тем привязала к себе. Впрочем, под пивко Миша рассуждал о том, что в принципе, крикуна он заберет себе, если Ирка его достанет. Сам тем временем жил на ее территории, получал образование.

Ирка доплачивала изо всех сил терпеливостью, готовностью прогнуться, поставить во главу угла его интересы, молчанием в ответ на упреки.  Понятно, что домашняя работа и воспитание ребенка полностью были на ней. А все симпатии публики – на стороне Миши. Умного, блестящего Миши, которого такая недалекая женщина тянет вниз. Крикун рос. Время шло.  Миша время от времени погуливал. Ирка этого не видела в упор.

Потом Ирка нашла работу. Недалекая, глупенькая Ирка, с трудом окончившая школу, вдруг стала хорошо зарабатывать. Вполне вероятно, что она стала так много получать еще и потому, что пропадала на работе сверхурочно.

Вот пытаюсь сообразить и честно, не помню, нашла она эту работу раньше, чем Миша уволился со своей, или позже.

У Миши начался кризис среднего возраста. Он решил писать картины. Уволился с работы. Увеличил количество алкоголя под умные беседы. Нет, не спивался, но  порассуждать о смысле жизни под хороший алкоголь всегда приятно.

На хороший алкоголь он, понятное дело, не зарабатывал.

Ирка его любила по-прежнему. Боготворила.

Он сидел дома. Проходил какую-то игрушку. Спал. И мусорил.

Да, домашняя работа и воспитание ребенка остались по-прежнему на Ирке, хотя теперь домохозяином стал ее муж.

Вот чтобы было понятно.  Она встает в шесть утра шесть дней в неделю. Педалит на работу, где важны внимательность и сосредоточенность, поскольку дело имеет с деньгами и документами. Уходит она с работы в шесть. Час занимает дорога домой с обязательным заходом в магазин. Сумки она тащит домой. Гуляет с собакой. Потом сортирует накопившиеся вещи и кидает их в машинку, чтобы успеть прокрутить до того, как упадет без задних ног. Пока машинка крутится, Ирка готовит ужин. Моет посуду, накопившуюся за день: Миша не может, у него от этой воды портится кожа на руках, а перчатки надеть религия не позволяет.  Накрывает на стол. Кормит мужа и сына. Убирает со стола и снова моет посуду. Достает из машинки белье, развешивает его. Подметает или моет полы. Разбирает завалы, которые устроили ее мужики, свалив в кучу на кресло одежду.

Если хватает сил, она моет что-нибудь – зеркало, ванну, полы. Но чаще сил не остается.

Она падает без сил в кровать, чтобы утром встать в шесть и идти зарабатывать деньги.

Миша обижается, что у нее все время «болит голова». У него не болит. Он-то сидит дома, играет в компьютер. Сваливает вещи в кучу. Не может помыть полы и посуду. Разложить одежду. Запустить стирку. Не может.

— А на днях я просто села и разрыдалась просто от бессилия, -- говорит Ирка за чаем. – Он увидел. Сказал, что я задолбала. Очень долго и убедительно объяснял мне, какая я плохая хозяйка и жена, и что мне надо стараться быть лучше...

— Дай ему по первое число! – возмущаюсь я. - Это натуральное свинство! Разве он не понимает, что тебе тяжело, у тебя элементарно нет времени передохнуть?!

— Что ты, как я ему задам? – говорит Ирка.

Им сейчас за тридцать. Можно посчитать цыплят, осень не за горами. Промежуточный результат таков: глупенькая, никчемная Ирка зарабатывает хорошие деньги. Квартира, в которой когда-то жила семья, принявшая ее ненаглядного Мишу, сейчас полностью принадлежит ей – кто переехал, кто вышел замуж, в общем, родня не претендует. Машину Ирка заработала сама, как и дачу. Блестящий  Миша не работает. Ни карьеры, ничего заработанного. Живет на шее у жены. И даже помочь ей с хозяйством не может.

— Слушай, вдруг у него депрессия? – говорит мне мой муж, которому я, конечно, рассказала, с чем приходила Ирка.

— Депрессия - это когда человек жить не может. Лежит носом к стене и умирает. А Миша вполне живчик. Пива попить позови – увидишь, - говорю я.

Ирка до сих пор доплачивает за то, что когда-то он снизошел до нее. До девочки с житейской хваткой и квадратными метрами.

 Так я к чему вообще. Семейные лодки не разбиваются о быт. Они разбиваются о сволочизм. Такой вот тихий фашизм, когда один залез на шею другому, смотрит, как тот выбивается из сил, и ни в коем случае не согласен  помочь...