Над тихой Юдомой

Прекрасной души человек, она и в свои почтенные годы – 87 лет – остается активной и позитивной, не сдаваясь годам, хотя жизнь за ее плечами была полна лишений и страданий: нет сегодня в живых ее мужа, ветерана милиции, кавалера Ордена Красной Звезды Трофима Федоровича Лизунова, много сил и лет отдавшего служению закону, нет рядом всех ее четверых сыновей, ушедших в мир иной. Но есть внуки, есть радость жизни, восхищение ею, что складывается порой в строки и песни. Наш рассказ из того периода жизни, когда все это было впереди, а молодость и любовь победили все

…Тоня торопливо вставила ключ в скважину. Старый амбарный замок открылся не сразу, не хотя, недовольно заскрежетал, но все-таки поддался. Она быстро вошла в избушку, скинула легкое пальтецо, сапожки, бросила на топчан матерчатую сумку. Присела, окинула быстрым взглядом свое жилище. Оно было более чем скромным: в маленьком помещении едва размещались топчан, самодельный стол. Около него стояли две березовые чурки, служившие табуретками (Тоня облагородила их накидками, сделанными из старых вещей), да стыла в углу маленькая железная печка.

Времена стояли тревожные, военные. Есть на чем спать - и ладно. Не до жиру было. Да и не привыкла Тоня к роскоши и неге, выросла в большой крестьянской семье. Сколько себя помнит: огород, коровы, куры – всюду около матери можно было видеть маленькую помощницу-дочку.

Усть-Мая - ее родина. Когда Тоне было три года, родители перебрались сюда из Пензы за лучшей долей, да так и остались. Обосновались в Троицке, окончила Тоня восемь классов, училась хорошо и сразу поступила в медицинский техникум.

…Вот бы сейчас сразу, ничего не делая, уснуть. И спать бы долго-долго, беспечно, до устали тоже, пока не придет, наконец, долгожданная легкость. Но лучше бы ей не садиться. Усталость накатила внезапно, обволокла худенькие плечи, прикрыла веки. Тоня заставила себя встать - а вдруг сегодня, именно сегодня ее Трофим вернется? Она сполоснула под рукомойником лицо, чтобы взбодриться, на секунду присмотрелась к мутному зеркальцу, висевшему над ним, и откинула со лба темные свои завитушки, зависть других девчонок.
Над Усть-Юдомой, прииском старателей, где жила двадцатилетняя Тоня, вышедшая не так давно замуж, плескался долгожданный май. Радовалось с неба яркое солнце, запахи набухшей листвы кружили голову: цветут-наливаются белые кисточки черемухи, скоро, совсем скоро раскроет свои зонтики боярышник, чтобы явить миру оранжевые ягоды, шелестят наверху кистями рябины, а неподалеку в лесу цветет синяя горькая жимолость, да прячется в непролазных местах охта - северный виноград - растущая только здесь. А сколько смородины, красной и черной, земляники и малины можно найти летом всего в двух шагах от дома!

Но будто и не было пробуждения, этого бесценного подарка природы после долгой и лютой зимы - лишь отпустило немного сердце: весна… Тревогой и ожиданием жило маленькое селеньице над тихой речкой Юдомой. Где-то далеко на западе грохотала война, собирая то и дело со всех сел и приисков свой урожай – мужчин. Через определенное время она возвращала иных обратно – изувеченных, раненых, обреченных на гибель – безногих, безруких, слепых, контуженных. И это было счастьем – хоть такое возвращение, не похоронки все же…

Ровно к началу войны окончила Тоня в Якутске медсестринские курсы, вернулась в Усть-Маю. И ушла с головой в больничные будни, бессонные дежурства, в детские и старческие хвори, обходы по домам, нечаянные травмы, досрочные роды. Да мало ли бед в человеческой жизни? Их даже война не отменяет. А позже пошли с фронта раненые, свои, местные из Аллах-Юня, Кюпцев, Ыныкчана, Усть-Юдомы - долечиваться-доживать в родных стенах, вскакивая по ночам от безумных своих видений, пережитых там, на адовом фронте.

Тоня не помышляла о замужестве. Она – медик. Главное у нее – работа, любимая и ответственная. Но получилось как-то само собой. В новый 1941-й год в медпункте Нотары, где поначалу она работала, собрались они вместе с операционной сестрой Зиной Зедгенизовой и с пожилой медсестрой бабой Машей погадать на суженого. Их старшая подруга расстелила белую скатерть, поставила зеркало, по бокам свечки, налила полстакана воды, а туда положила обручальное кольцо. И давай смотреть.

Первой высмотрела Зина – появился силуэт парня с копной курчавых волос. После она в действительности встретила молодого человека с такими волосами и вышла за него замуж.
Наступил черед Тони. Кто увидится ей? Она замерла… И отчетливо в кругу колечка углядела всадника в шинели. Даже лошадь, показалось ей, была белой. И засмеялась: откуда военный в Усть-Мае? Она-то всех знает.

Погадали, посмеялись, да пошли по домам. Забылось. Вернувшись с Нотары, собрались как-то вечером с Зиной в кино. А та вдруг толкает в бок: «Смотри, с начальником милиции сидит какой-то военный».

Тоня повернула голову. И вправду, какой-то незнакомый молодой мужчина в шинели… Посмотрела и значения не придала.

А потом снова было кино. И случилось, что высокий военный пошел провожать именно ее. Выбрал, выглядел, и это была судьба. А теперь она уже жена начальника отделения милиции Усть-Юдомы. И так тоскует-плачет сердце, когда он сутками-неделями пропадает на своей работе, не подавая никаких вестей. Да и кто их может принести, когда усть-майская тайга безбрежна, как море разливанное, ходить по ней – не переходить, и из любого куста может полыхнуть выстрел по тем, кто в милицейской шинели идет по следу преступников, по ее Трофиму…

Совсем озверели бандиты. Они в основном собрались из дезертиров, людей, обиженных советской властью, которая косой прошлась по их прежней, богатой жизни или просто уголовников. Народ разномастный, разной национальности – русские, татары, якуты, местный, хорошо знающий законы тайги, которая умело их прятала. Пока идет война, пока идут и идут на гибель чуть подросшие пацаны, они грабят старательские артели, забирают золото, наживаются, убивают людей. Вот где у них совесть, спрашивается, когда у людей горе – война?

Как жена начальника милиции Тоня была в курсе того, какое противостояние между ними и людьми в шинелях стояло. Насмерть стояло. Недели не проходило без налетов невидимой шумиловской банды, которая грабила золотоприемные пункты и старательские артели. Николай Шумилов, главарь этой банды, молодой и быстрый, нападал обыкновенно ночью и исчезал, как тень. Только вроде обнаруживались его следы в одном месте, как уже в другом был совершен очередной дерзкий налет. Усть-Мая стала местом средоточия не только бандитов. В поддержку местной милиции прибывали и месяцами работали сотрудники милиции из Якутска, аппарата республиканского НКВД. Но Шумилов был неуловим. И потому страшен.

Молодой супруг Тони Трофим Федорович со своим коллегой, начальником милиции Усть-Маи Андреем Алексеевичем Кузиным не раз добывал награбленное бандитами золото. Партии были разные: от нескольких сот грамм до нескольких десятков килограммов. Однажды в 1942-м году они выследили двоих членов шумиловской банды. Доставили в отдел милиции, посадили. Один из них натер стержень химического карандаша и насыпал себе в глаза, чтобы, видимо, попасть в больницу и как-то избежать наказания. Боль, наверно, была нестерпимой. Он стал просить о помощи. Воспользовавшись его состоянием, Кузин ответил, что ему окажут помощь в случае, если он скажет, где запрятано золото. Тому ничего не оставалось, как сказать правду.

Трофим Лизунов, Андрей Кузин и Николай Саввин сразу же отправились на речку Мокуя. Одолжив у рыбака лодку, они поплыли вдоль берега, пока их внимание не привлекла веревка, спущенная от березы. Трофим с Кузиным стали ее тянуть, но это оказалось им не под силу. Вытащили только втроем. Уже на берегу они развязали мешок и увидели множество кульков. Направились в золотоприемный пункт – оказалось ровно 62 килограмма. И таких случаев было немало. И в прямую схватку с бандитами вступал Трофим, был ранен, и выслеживал их по всей Усть-Мае, а его молодая жена ждала и верила, что он обязательно вернется с работы живым.

…Опять на дворе буйствовал май. Май военного 1942-го года. В ту смену Тоня работала ночью. Идет по коридору больницы, а на подоконнике сидит молодой парень. «Что с вами?» - спросила она. «А, на охоте подстрелили», - через силу улыбнулся он синими глазами и добавил: « …как утку».

Тоня велела ему показать раненую ногу. Няня провела парня в предоперационную. Одет он был чисто, а вот паспорта не оказалось. «В костюме остался», - сказа парень беспечно. В костюме так в костюме.

Тоня обколола ногу новокаином, магнитом достала из раны пулю. В голове пронеслось – если на охоте, почему пуля, а не дробь? Пронеслось, да не засело. Парня звали Николай Шут. Оформила карточку с его слов. Больным он оказался тихим и послушным, пролежал недели полторы, а однажды ночью исчез.

Через день звонит начальник милиции и говорит, что если появится какой больной с ранением, то сразу говорить ему. «А был такой, - говорит Тоня, -ночью пришел, ночью и ушел, хотя ему еще надо было лежать». «Эх, ты, - слышится на том конце провода, - тюха-матюха, это и был Шумилов, большого глухаря отпустили, главаря банды». Тоня осталась стоять с открытым ртом…

… Не успела она переодеться в домашнюю одежду, как дверь избушки с силой открылась, и в нее ввалилось множество мужчин. «Ха, и в этой конуре живет начальник милиции? – послышался голос. – А где он сам?». Из толпы выступил крепкий, неприятной внешности мужик: «Ты его жена?». Тоня утвердительно кивнула головой.

Мужик огляделся:
- Ну и конура… А где хозяин? Где?!
- На работе, - выдавила из себя Тоня.
- Ясен пень, что на работе… А где – в Ыныкчане, Мае, Троицке? Где сейчас? – закипел мужчина и выхватил откуда-то нож: - Говори, сука, где он, а то глаза выколю.
- Не знаю, правда, не знаю, - испугалась Тоня. Но мужик с ножом угрожающе приблизился к ней и резко воткнул нож в руку…
- Где? Говори, где?! – слышится Тоне сквозь боль, и тут что-то тяжелое вонзается в бровь. Она теряет сознание и не видит, как в избушку входит молодой мужчина, и все перед ним расступаются.

Кровь залила лицо. От испуга сознание возвращается. Тоня нашаривает сумку. В ней есть стерильные салфетки, стрептоцид. И мужчину, перед которым все расступились, она узнает. Это Николай Шут, то есть Шумилов…

Она накладывает повязку на глаза, Шумилов рвет платок и перевязывает рану. «Прости», - говорит он вдруг. И добавляет: «Я с ним расправлюсь». И резко уходит.

…Только через три года после этого шумиловской банде пришел конец. Еще целых три года Шумилов буйствовал в усть-майской тайге, неся разорение, страх и смерть, пока не был убит в бою. Но до сих пор Антонина Михайловна Лизунова не может до конца понять, почему он так сердобольно отнесся к ней. Хотя в душе знает – и она ночью в больнице приняла его, видя в нем человека, которому нужна срочная помощь. И не выдала, лечила. Значит, и в душе бандита где-то глубоко сидело добро?

А того мужчину, мучившего ее, нашли застреленным неподалеку в овраге.