Сэт-сэлээн. Жадность карается

Каждый сельский житель сыз­мала умел держать в руках охотничье ружье, с подросткового возраста мальчиков брали на охоту и потихоньку учили этому важному делу. Помнится, во время моего детства мужчины ездили на охоту небольшими компаниями, а добычу делили поровну. Считалось, что бог охоты – Баай-Байанай – не любит чрезмерно жадных и падких на дичь людей, потому алчность подвергалась остракизму нашими предками. Таких людей сторонились, недолюбливали и верили, что рано или поздно их настигнет кара. Говорят, что родителей не выбирают, соседей, кстати, тоже. Какие попались, с такими и приходилось жить. В нашем дворе, густо населенном разным людом, проживала одна семья, которую все дружно ненавидели именно за жадность. Члены этой семьи, состоящей всего из трех человек (отец, мать, дочь), на удивление были похожими относительно этого неприятного качества. К примеру, дочка, девочка моего возраста, часто увязывалась за нами в лес по голубику, которая в нашем северном районе росла совсем рядом с домом и походила на дикий виноград. Так вот, найдет эта противная девчонка какой-нибудь густо усыпанный ягодами куст и орет на весь лес: это все мое! Это я нашла! Не берите мои ягоды! Хотя таких кустов рядом просто навалом. В конце концов она нас, так сказать, достала, что мы перестали брать ее с собой. Глава семьи, кроме основной работы, имел побочный и очень доходный приработок (он был единственным в поселке фотографом), так что деньги греб почти что лопатой. И этот мужчина, может быть, единственный в районе, ездил на охоту в гордом одиночестве только по одной-единственной причине - чтобы ни с кем не делиться добычей! А ведь это было очень рискованно: мало ли что может случиться с человеком в дикой тайге, где было полным-полно хищных зверей, да и природа непредсказуема и сурова на Севере, может начаться сильный штормовой ветер, грозящий перевернуть утлую лодочку, или град с дождем. Да и вообще, в компании охотиться разве не веселей? Кстати говоря, охотником он был, кажется, удачливым, непременно возвращался домой с богатой добычей и уловом, кроме дичи, привозил с островов деликатесную ягоду-морошку и дикий полевой лук. И никогда ни с кем из соседей, да вообще ни с кем не делился. Неужели такое количество еды они поглощали только втроем, уму непостижимо. Может, что не успевали съесть, выбрасывали, кто их знает. Однако самым главным человеком, как говорится, идейным вдохновителем в этой мерзопакостной семейке была мать – женщина, похожая на серую мышь, очень низенького роста, почти карлица, со злющими маленькими глазками-бусинками, со старомодным серо-бурым тощим хвостиком жиденьких волос. Во все времена года одетая почти одинаково – видавшие виды треники с отвислой задницей и вытянутыми коленками, детскую куртку-телогрейку, на ногах в летнее время, даже в самую жарищу – резиновые сапожки, зимой – валенки. Когда-то во времена своей далекой молодости женщина эта приехала в это село в качестве педагога и даже преподавала в местной школе то ли географию, то ли еще что. Однако вскоре была уволена по причине необузданной и неудержимой гневливости, во время таких припадков могла броситься на бедных детей со здоровенной указкой и дубасить ею по головам неугодных учеников. Оставшись без работы, она, не долго думая, окрутила первого, кто обратил на нее внимание, и вышла замуж. Она ненавидела всех, в первое время не трогала нашу семью по двум причинам: наш отец был начальником ее мужа – это во-первых, во-вторых, мама заведовала районным быткомбинатом и обшивала поселковых модниц. Не знаю, что послужило причиной, скорей всего, ее излишняя назойливость, но мать с ней поссорилась и отказалась шить им обновки. Хотя, если честно, зачем им с дочкой нужны были эти модные платья и костюмы, вообще непонятно, ведь, как было сказано выше, носили они только старые треники и какую-нибудь обдергайку сверху. С этого момента эта жадина в юбке начала войну против нас, поползли всяческие козни вкупе с проклятьями. Впрочем, проклинала и ругала она почти всех соседей – кто-то не так в ее сторону посмотрел, кто-то не пригласил на какой-либо праздник, молодежь - та вообще ведет себя нагло, девушки ходят в коротких юбках или в брюках, у парней длинные волосы… Теперь думаю: не ее ли «заслуга» в том, что почти все парни из нашего дома ушли из этой жизни во цвете лет, не дожив даже до сорока и не успев завести потомство? В том числе и трое моих братьев. На женщин ее проклятья действовали слабо. Однако правду говорят: любое зло рано или поздно возвращается обратно. Так, жизнь наказала ее: отвратительная старушка пережила всех своих родных – мужа, дочь, внучку - и скончалась в довольно преклонном возрасте в полном одиночестве. Муж под старость также тронулся умом и был определен женой в дом престарелых, откуда она после его кончины долго не хотела забирать. Внучка долго лежала в психбольнице и умерла нехорошей смертью. И все их богатство, деньги, золото, бриллианты никому из этой семьи не понадобилось, не принесло счастья. Когда чаша кармы переполнилась, род полностью оборвался. Не знаю, раскаялась ли злая женщина перед смертью в своих прегрешениях, вряд ли… Но, по слухам, каялась, что даже смерть за ней не идет, заблудилась, что ли? Хотя до последних дней осталась верна своей натуре: все зазывала к себе людей и предлагала купить разные давным-давно вышедшие из моды вещи, посуду, украшения, когда-то купленные впрок и все эти годы пылившиеся в картонных ящиках. Как говорили наши предки, такие люди, которые пренебрегали древними обычаями своих предков, жадные, как говорится, «длиннорукие», не любящие делиться с другими, даже после смерти не могут найти покой, их неприкаянная душа остается между двумя мирами и вынуждена стать ёр, поскольку мать-земля брезгует их бренными останками и не хочет брать их к себе. Поэтому в древности люди, боясь такой страшной кары – превратиться в абаасы-ёр, вели себя пристойно и скромно и жили по учению верхних божеств Айыы: не добывали дичи больше того, что нужно было для пропитания, не портили природу, собирая ягоды совком, были скромны в своих притязаниях, поскольку считали, что удачливость в охоте и чрезмерная щедрость Байаная чреваты последствиями; кроме прочего, было принято делиться с окружающими уловом или дичью.