Взрывы в Якутии

Оказалось, что их учёт налажен ещё хуже, чем учёт огнестрельного оружия. Этот факт стал настоящим открытием, хотя уже происходили подрывы террористов-смертников и взрывы жилых домов в 1999 году. С определённой натяжкой можно допустить, что благодушное отношение к обороту взрывчатки объясняется тем, что в советское время криминальных взрывов практически не было. И в тоже время взрывчатые вещества широко применялись в мирных целях. Гораздо больше, чем сейчас, особенно в Якутии.

Пороховой ажиотаж

До 1917 года в Якутии без всяких ограничений продавался самый недорогой чёрный охотничий порох. Продажа его являлась государственной монополией. В Якутске и во всех округах им торговали из «казённых пороховых погребов». Огнестрельное оружие и боеприпасы к нему в царские времена были дороги, поэтому многие охотники использовали патроны домашнего снаряжения или вовсе дульнозарядные кремнёвые ружья. Порох, между прочим, отпускали, даже если у покупателя не было денег, принимая в качестве оплаты пушнину.

К концу 1914 года в Российской империи цены на огнестрельное оружие выросли на 70% по сравнению с 1913 годом. Причин тому было две. После начала Первой мировой войны прекратился импорт оружия из Германии и оккупированной немцами Бельгии. А отечественные оружейные заводы бросили все свои мощности на исполнение военных заказов, едва справляясь с выпуском винтовок.

В 1915 году торговый дом «Коковин и Басов», самый крупнейший продавец оружия в Якутии, подал прошение о разрешении ему ввоза в Якутск всего 20 винчестеров и 5 трёхствольных охотничьих ружей. Это было мелочью по сравнению с объемами прежних лет. Спрос на всегда хорошо раскупавшееся до войны длинноствольное оружие, особенно на гладкоствольные ружья, в Якутии из-за высоких цен упал. Однако казённая торговля увеличила продажи чёрного пороха, которым торговали без ограничений. Объяснить это можно только тем, что рост цен на карабины с ружьями привёл к тому, что при жизненно необходимом у нас охотничьем промысле население стало ещё больше использовать кремнёвые ружья. Не имея возможности приобрести современное оружие, люди извлекали из амбаров даже дедовские фузеи, изготовленные чуть ли не в начале XIX века.

Взрыв, как агитация

В итоге у населения перед Гражданской войной накопилось на руках много пороха. Конечно, он не сравним по мощности с динамитом или тротилом, но при обороне Вилюйска «красные» сделали из него даже несколько фугасов. Взрываться они должны были под тяжестью человеческой ноги, наступавшей на доску. Прибитые гвозди давили на подложенные внизу пистоны, поджигавшие порох, куда щедро насыпали болты, обрубки гвоздей и кусочки железа.

Но белые по счастливой случайности ни разу не подорвались на самодельных минах. Их жертвами стали лишь пасущиеся где попало коровы, не обращавшие внимания на войну. Как писал Строд, вилюйчане тогда «ели мясо, пахнувшее порохом». Пахло оно так, потому что пропитывалось дымом и несгоревшими пороховыми частичками. Чёрный порох называли ещё дымным, ибо выпускали его по технологии времён Петра I. Вспомните исторические фильмы, в которых поле битвы при первых же залпах затягивает белым дымом.

В Якутии на Эндыбальском свинцовом руднике в 200 километрах от Якутска хранилась более мощная взрывчатка – динамит. Но вывезти его сразу же не удалось. Летом 1921 года попала в засаду и погибла группа чекиста Белянкина из восьми бойцов, посланная вывезти динамит из свинцового рудника. Однако белые так и не догадались, зачем и куда ехали убитые чекисты. Поэтому взрывчатку удалось вывезти в Якутск до осени с помощью более крупного отряда.

Динамит и аммонал очень широко применяли в Якутии во время коллективизации, когда с созданием колхозов появились и МТС – машинно-тракторные станции. Но нормальных дорог для грузовиков и тракторов у нас не было, даже грунтовых и гравийных. Их строительство усложняло то, что нужно было ещё везти тяжёлые и крупногабаритные цистерны для горючего. Ведь развитой сети АЗС тоже не было. Быстро проложить дороги в местностях, чей рельеф не менялся с XVII века, могли лишь с помощью взрывных работ. Для их проведения создали якутский филиал объединения «Союзвзрывстрой». Однако дело затянулось почти на год, с осени 1929 года до лета 1930-го. Потребные 500 тонн динамита могли завезти лишь с разрешения ГПУ, а Якутский отдел ГПУ решал этот вопрос очень долго, а затем вообще переадресовал его на усмотрение тогдашнего начальника советской госбезопасности Генриха Ягоды. И все документы надолго застряли в его канцелярии.

Время поджимало. Динамит в таком количестве могли привезти в Якутию только по реке Лене, а навигация приближалась к концу. Вопрос решили лишь в конце августа 1930 года с помощью постоянного представительства Якутской АССР в Москве, каждый день отправлявшего посменно разных сотрудников дежурить на Лубянскую площадь. Кончилось тем, что сам Ягода, обратив внимание на постоянно сидящих у его приёмной людей нерусской внешности, принял их лично.

Взрывы в Якутии проводили с максимальным использованием их КПД. Дно шурфов для закладки динамита выкладывали камнями в несколько слоёв и копали под наклоном к линии горизонта. Тогда энергия взрыва, отражаясь от каменной кладки, сносила целые сопки и пригорки. Если же этого не требовалось, наклон делали больше, и ударная волна валила вековые деревья с корнями, как спички, избавляя от утомительного труда по их вырубке. Ведь никаких бензопил не было, всё делали вручную. Примечательно, что взрывы использовали как агитационное мероприятие: агитаторы произносили зажигательные речи о созидательной мощи советской власти, специалисты-взрывники рассказывали народу о методике рытья шурфов и закладки динамита (что невозможно представить сейчас). После взрыва раздавались аплодисменты и все дружно шли смотреть его захватывающие дух результаты.

Но перестраховки ради цензура запретила публиковать статьи о взрывных работах в газетах «Социалистическая Якутия» и «Кыым».

Скандальная маркировка

То, что скрывали тогда, трудно скрыть сейчас. После взрыва в Домодедово выяснилась и ещё одна скандальная подробность: оказывается, в нашей стране совершенно отсутствует маркировка взрывчатки, выпускаемой для промышленных и военных целей. После любого взрыва остаются её микрочастицы, по которым эксперты могут установить, на каком именно заводе она изготовлена. И если бы была маркировка, то стало бы возможным установить путь её утечки к преступникам, а также – импортного или отечественного она происхождения. Маркировка взрывчатки может производиться в динамике её производства, то есть по микрочастицам можно узнать, когда именно она сделана, вплоть до точного дня, месяца, года и даже часа.

Несмотря на вопиющую оплошность с организацией маркировки взрывчатых веществ, в нашей стране до сих пор действуют довольно странные запреты. Нельзя ввозить из-за границы одноразовые и многоразовые ракетные двигатели и ракетное топливо (в Европе и США оно выпускается ныне только в твёрдом виде) для ракетомодельных кружков. Запрещён почему-то даже ввоз маленьких реактивных двигателей для авиамоделей. Существует и негласный запрет на производство ракетомодельных и авиамоделных двигателей на реактивной тяге в самой Российской Федерации. Наши бедные авиамоделисты иногда и не подозревают об их существовании, хотя в развитых странах студенты и школьники уже давно делают летающие радиоуправляемые модели реактивных «Боингов» и истребителей. Кстати, в США никому в голову не пришло запретить изготовление и использование реактивных авиамоделей даже после теракта 11 сентября.

В то же время власти закрывают глаза на массовый ввоз китайских фейерверков и петард. Из 100 фейерверковых ракеток можно запросто соорудить ракету, поднимающуюся на 300 метров. Это очень высоко, если учесть, что высота стандартного 9-этажного дома составляет примерно 30 метров. Впрочем, опасаться, что террористы применят ракетомодельные двигатели и фейерверки для изготовления грозной боевой ракеты, не стоит. Да, они могут поднять ракетную модель даже на километровую высоту, но только за счёт того, что она не будет нести практически никакого груза. Вмонтировать в такую ракетную игрушку серьёзную боевую часть, способную кого-то убить, практически невозможно. Но в нашей стране, как правило, опасаются мнимой угрозы, упуская из внимания более серьёзную.