Я сдаюсь

Не сказать, чтобы мы с Люсей были такими уж закадычными подружками. Скорее  добрыми приятельницами. Иногда созванивались, чаще общались в ватсапе и мессенджере, поздравляли друг друга с праздниками, комментировали посты в соцсетях. Ну все как обычно бывает. Мы были так давно знакомы, что я редко спрашивала: «Как там на личном семейном фронте?» А Люська всегда отвечала примерно в таком духе: «Ну, как всегда, затянувшийся конфетно-букетный роман. Ты же знаешь, мы -  идеально-образцовая семья».

Встречались мы крайне редко. Когда есть время, пересечься в городе и выпить по чашке кофе. Весной и летом – на часик стыкануться в парке, подышать лесным воздухом, купив кофе на вынос, поболтать и потрепаться о том о сем. Вдвоем. Потому что на общих праздниках особо и не поговоришь, там все парами, и нужно соответствовать официальному поводу. А вот уйти куда поглубже в лес и там, присев на бревнышко и прикуривая от одной спички,  наговориться всласть, глядя глаза в глаза и слыша голос – это совсем другое.

Наверное, я была одной из тех немногих, для кого развод Ковалевых не прозвучал громкими фанфарами. Потому что за полгода до этого Люся позвонила и предложила встретиться. У них дома. 

* * *

То, что рассказала мне Люся, не то чтобы потрясло…  просто это настолько не вязалось с уже сложившейся за много лет картинкой образцовой семьи, что даже не верилось. Но Люся только горько усмехнулось: «Это все правда. Все, что вы видели и знали о нас, все было внешнее. Это как в соцсети мы сейчас  выставляем – не жизнь, а картинка. А что там на самом деле – никому не известно».

Соцсети у Люси и Димы действительно – книжку можно писать, как живет семья: мама, папа, сын. Семейные праздники, воскресные обеды, подарки к праздникам, нежные и трогательные поздравления ко дню рождения и годовщине встречи и свадьбы, совместный отдых на море, на горнолыжном курорте, сплавы по речке и походы по окрестностям города.   «Просто я привыкла все скрывать. Да даже если бы я рассказала кому, что Дима – домашний тиран, мне бы никто не поверил. Ведь не поверили бы, правда?»

* * *

Когда они только начали встречаться с Димой, Люся еще училась в старших классах. Так что для нее он был первый, единственный и неповторимый. Ей было 16, он года на 4 старше, парень после армии, из рабоче-интеллигентной семьи, студент. Он казался самым умным, самым красивым – для нее, сельской девочки. 

Ее семья только переехала в Якутск. На следующий год Люсе нужно было поступать в университет, и родителям хотелось к тому времени как-то обустроиться и наладить быт. Чтобы дочка окончила городскую школу: почему-то для ее мамы, которая всю свою жизнь проработала в коровнике, это было страшно важно – городская школа и университет для единственной дочки. 

Сама Люся была очень застенчивой и скромной – город буквально ее оглушил. Она еще не очень хорошо говорила по-русски, потому чаще всего отмалчивалась, в классе ее считали молчуньей, букой и ботаником, но в целом относились неплохо. Маленькая, худенькая, с огромными глазами испуганной лани –  всем хотелось ее пожалеть, приласкать, и никто ее не обижал. Но и дружбу водить с ней тоже никто не стремился. Училась она хорошо, одноклассникам помогала без лишних слов, и к выпускному классу уже хорошо, практически без акцента, говорила на русском. 

И тут – Дима. Когда они переехали в город, он служил в армии. Поэтому она, столкнувшись с ним на лестничной площадке, очень удивилась: незнакомый парень открывал своим ключом двери в квартиру соседей. «Привет, я Дима. А ты, наверное, Люся, моя новая соседка? Давай знакомиться!» 

* * *

Да, это была любовь с первого взгляда. Ей казалось тогда – сразу и навсегда. И все складывалось так романтично: родители были не против, мама Димы очень даже благоволила к Люсе. Еще бы: девушка с деревенским воспитанием, неприхотливая в быту,  нетребовательная, на ее сына смотрит во все глаза и в рот заглядывает, не городская вертихвостка, которым только танцы да свидания подавай. Живет опять же рядом, родители у нее крепкие, хозяйственные,  дочку единственную правильно воспитали, будет послушной женой. Единственное, о чем мама предупредила Люсю: до свадьбы – ни-ни, пока колечко на палец не наденет и в паспорте штамп не появится. Да Люся об этом и не думала: ей было и так хорошо. Они ходили с Димой в кино, гуляли по парку и много-много разговаривали. Прощальные поцелуи в темноте подъезда перед прощанием – все, что между ними было. И Люся была благодарна Диме за то, что не торопил ее. Хотя она видела и замечала: девушки у Димы были. Иногда они не встречались по неделе: его и ее учеба, по выходным у него секция волейбола, библиотека, по вечерам он возвращался домой довольно поздно. Люся иногда видела, как он выходил из такси…  и порой не один. Но она никогда не закатывала ему скандалов, как-то раз он довольно резко сказал:  он ее любит, конечно, но она еще школьница, а он – взрослый мужик, и у него есть свои потребности, ждать ее 18-летия, живя монахом, он не собирается.  Так и пролетели два года их нежной дружбы. 

Конечно, уже тогда звучали тревожные звоночки: он мог резко ее оборвать на полуслове или посмеяться над ней. Но всегда наедине. Когда рядом был хоть кто-нибудь – неважно кто – Дима был сама предупредительность и нежность. И поэтому Люся старалась не обращать на это внимания. Любимый рядом, ждет ее совершеннолетия, а потом они поженятся… О чем еще можно мечтать? А то, что иногда бывает немного груб, что может до боли, до синяков сжать руку выше локтя или смотрит иногда таким взглядом, что мороз по коже… Это все ерунда. Он же  ее любит!

* * *

Они поженились, как она и мечтала. Она закончила университет. Потом родился сынишка. Дима открыл свое небольшое дело, Люся работала там же  бухгалтером. Сын рос, радовал всех, был на загляденье симпатичным и умным. А Дима… 

Люся сильно его любила. Как мечталось, один раз и навсегда. Но со временем стала понимать: в ее горячо любимом муже уживаются два человека. Совершенно противоположных. Один – это тот, кого все знают и уважают. Тот, который умеет проникновенно смотреть в глаза, говорить задушевным голосом, искренне улыбаться и на раз-два-три заключать выгодные сделки. Да, ей завидуют женщины, от школьниц и до пенсионерок. Но есть и другой… Тот, кто дома смотрит мрачным взглядом. Который может поднять руку, но бьет аккуратно и только там, где не будет видно синяков. Тот, который слывет трезвенником, но напивается дома в одиночку – вдрызг, в хлам. Тот, у которого глаза становятся бешеными, и, Люся, схватив сына, убегает из дома, заперев его на ключ, чтобы, не дай бог, не вышел в таком состоянии на улицу, чтобы в беспамятстве не сделал что-нибудь с ней или с ребенком. Это случается не часто, но когда случается, она серьезно боится за себя и сына. И никак не может понять, как в нем живут эти два человека, один – добрый, милый, любящий и обаятельный и другой – от взгляда которого у Люси холодеет в сердце, и душа убегает в пятки. 

* * *

Люся сидит и двумя руками крепко держит чашку с остывшим чаем. Она – через почти 20 лет! – решилась на развод. Сегодня – впервые за всю свою замужнюю жизнь – она рассказала все. Или почти все. О своей большой и великой любви. О том, что ей плохо с ним, но и без него просто невыносимо.  Ей почти 40 лет. И она устала – до одури, до жути. Устала бояться.  Она вынуждена пойти на этот шаг – после того, как она две недели пролежала в больнице с тяжелым сотрясением мозга. Врачам она сказала, что упала со стремянки и ушиблась. Муж привез ее в больницу, держал за руку…  Но это была никакая не стремянка. И доктора просто покачали головами. Только один молоденький врач сказал ей тихо: «Рано или поздно он вас просто убьет. Намеренно или нечаянно… Вы этого хотите?»

«Я должна. Несмотря ни на какую любовь, я не хочу так, чтоб до смерти. Поэтому развожусь», - сказала, словно оправдываясь, Люся. «Я должна хоть раз в жизни подумать о себе. И защитить себя и сына. Он как монстр в ангельском обличье. Я долго боролась и поняла: мне его не победить. Я сдаюсь…»