Чужая жизнь

Раскладывая вещи после переезда в новую квартиру, которую они с мужем наконец-то купили и теперь с любовью обживали, Ольга вдруг наткнулась на такую коробочку. На самом дне лежал тот самый пережиток девяностых – анкета. Как она туда попала? Неизвестно. Может, мама положила в ее вещи, когда она собиралась переезжать? Может, сама хранила да забыла. 

Обложка, обклеенная вырезками из модного в то время журнала «Все звезды»: вот Лео ди Каприо (какой был красавчик, оказывается!), вот «Отпетые мошенники», а вот и Таня Буланова соседствует с модной нездешней Бритни… Ну и как без «Руки вверх»?

На обороте неровным почерком написаны название и номер школы, шестой «в», Фёкла Миронова. Чьей-то рукой «Ф» перечеркнуто, сверху с задорными завитушками старательно выведено «Св». А если перелистнуть пару страниц, то этот самый овощ там и нарисован – красным фломастером за неимением бордового. 

Нахлынули воспоминания о школе. Как она шла туда 1 сентября… Жили они тогда небогато – только месяц назад как переехали с деревни. Школьная форма у Фёклы была не новая, букет самолично выращенный… Но разве это имело для нее тогда значение? Отец вел ее за руку и на крыльце школы встретил своего товарища, дочь которого шла в тот же класс. Папа, естественно, обрадовался – вот, будет с кем дружить! 

Катя, изнеженная и нарядная девочка в форме с иголочки и белоснежном пышном кружевном фартуке, только высокомерно фыркнула, глянув на Фёклу сверху вниз. Вторым исходившим от нее звуком был негромкий хмык, когда Фёкла сказала ей «Привет» и подняла свои скромные слегка пожухлые астры. Катя, переложив из руки в руку богатый свежий букет в хрустящей яркой обертке, отвернулась от нее… Как впоследствии и все остальные в классе.

***

Далее воспоминания пошли по накатанной. Как по классу проходили смешки, когда ее вызывали к доске. Как над ней смеялись, обступив толпой в коридоре, пинали ее старенький школьный портфель, дергали за грубый вязаный костюм, который превращал маленькую хрупкую девочку в мешок с картошкой. Смеялись над тем, что она не могла и слова сказать в свою защиту – языковой барьер. Если стреляли из самодельных рогаток, то только по ней. Если приходилось сесть рядом с ней, делалось это с нескрываемым презрением.

Девочка приходила домой и первым делом с ненавистью смотрела на себя в зеркало. «Да, и я бы такую ненавидела», - думалось ей. Маленькая, смуглая, забитая, с затравленным взглядом исподлобья. Вечно в серо-черной и мешковатой одежде, как будто хотела быть менее заметной. В обуви со сбитыми носками и потасканным рюкзаком… Вечно проглатывающая язык – не умела она общаться с людьми, боялась. Даже спросить время или дорогу для нее было как выступать на сцене на переполненной площади. Говорила она тихо, невнятно и часто нервировала тех, с кем ей приходилось разговаривать. А самое главное…

- Зачем вы меня так назвали?! – вот что было единственной претензией к матери, которая от нее постоянно отмахивалась. Ее можно понять, своих дел было полно: постоянно болеющий младший сын, пьющий муж, хозяйство, в конце концов. 

***

Фёкла со злостью бросала в угол ненавистный старый портфель, лезла на второй этаж двухъярусной кровати и накрывалась одеялом. Комнату для нее и бабушки сделали в бывших сенях. Это было узкое помещение примерно два на три метра, без единого окна, заканчивающееся заколоченной и обитой старыми одеялами дверью. Почти всю эту «комнату» занимала эта кровать – оставалось только немного места, чтобы едва пройти к лестнице на второй ярус. Остальная часть помещения не использовалась никак. У стены стояла покосившаяся тумбочка, в которой были бабушкины вещи. А у крайней стены – ничего. Как только наступали холода, она тут же покрывалась толстым слоем льда. 

Поэтому жила девочка там же – на втором этаже кровати, спускаясь оттуда крайне редко. А с ней там жили книги, которые постоянно менялись – она была завсегдатаем библиотеки. И там был другой мир, в который она погружалась с головой. Ей хотелось, чтобы ее никто не трогал – просто отстаньте все и не мешайте читать. На этих же книгах, сидя на кровати, она быстро накалякает уроки – и снова читать. От страниц ее было не оторвать. Этой жизнью она тогда и жила – чужой жизнью, проживая вместе с героями книг их непростую судьбу.

***

Со временем Фёкла к такой жизни привыкла. У нее не было никаких увлечений (кроме книг, конечно). Она не ходила ни на какие кружки, о секциях и слыхом не слыхивала, о том, чтобы с кем-то ходить куда-то гулять – и речи не было, ей были чужды девичьи секретики… По-настоящему хорошо ей было только в деревне у бабушки, куда та вернулась, не выдержав атмосферы городской жизни. Там она расцветала улыбкой и наслаждалась деревенской жизнью, с радостью выполняла всю работу по дому и во дворе, ходила на сенокос, честно зарабатывая всей семье мясо. При этом исправно посещала и поселковую библиотеку – старая библиотекарша всегда умиленно смотрела ей вслед, когда девочка с умиротворенным видом уходила, прижимая к груди заветные книги.

Общалась с местными ребятишками – там и в голову не приходило никому над ней смеяться. Ну и что, что имя такое? В деревне каждая третья если не Фёкла, то Авдотья или Глафира.

- Хотела бы я навсегда к тебе переехать! – часто говорила она бабушке. Та разводила руками, хотя и рада была бы внучке, так как жила одиноко.

***

Мечта ее исполнилась только к концу восьмого класса. В те времена, когда ее сверстницы уже поглядывали лукаво на мальчиков постарше, Фёкла мечтала о кукле. О новой кукле, своей личной. Не о тех, что у нее есть – их отдали родственники, у которых девочки уже выросли. И однажды папа съездил в командировку и привез ей такую ко дню рождения. Это была большая кукла, с длинными каштановыми волосами. Она закрывала свои голубые глаза и говорила «мама», если ее слегка наклонить. У нее было красивое синее платье. И она была совершенно новая! В пахнущем новизной полиэтиленовом пакете. Внутри обнаружилась этикетка, на которой было написано «Кукла Оля». 

Прошло полгода. Как-то весной Фёкла взяла Олю с собой в школу и, естественно, тут же стала жертвой насмешек на тему «такая большая, а в куклы играешь». А подойдя к своей сумке после дежурства, Олю она там не обнаружила. Нашла ее на руках у кучки одноклассников в коридоре: они сидели и увлеченно расписывали кукле лицо ручкой. Фёкла рассвирепела в один момент. Как была, со шваброй и ведром с грязнющей водой, пулей  ринулась на одноклассников и начала раздавать удары направо и налево… 

На срочном педсовете ей было совсем не стыдно. Наоборот, она смотрела на тех, кто все эти годы ее гнобил, и зло улыбалась. Тринадцатилетние лбы стояли жалкие, облитые грязной водой, в ссадинах, кровоподтеках и с крокодильей слезой в подбитом глазу, а их родители рвали и метали, требуя исключить «хулиганку» из школы.

***

Так она оказалась в деревне у бабушки и осенью пошла в сельскую школу. Там уже про ее проступок знали все: это же деревня! В одном углу слушок пошел – считай, все сельчане уже в курсе всего в мельчайших подробностях. Как бы там ни было, мальчики там Фёклу побаивались и ни разу не задирали – шутка ли, одна пятерых побила, да еще и до крови! А девочки были попроще, они с ней общались, подбадривали. Там она нашла подруг, друзей, испытала первую любовь. Там ей оказывалось внимание со стороны преподавателей – она никогда не сидела в углу, где до нее и дела никому не было. И учеба пошла в гору – девочка была очень смышленая, все схватывала на лету и очень скоро начала учиться на одни пятерки, участвовать в олимпиадах и занимать призовые места. 

Как-то раз она разговорилась со своей классной руководительницей Верой Степановной и призналась, что терпеть не может свое имя и считает, что все проблемы от этого. 

- Тоже мне, проблема! – усмехнулась молодая женщина. – Через год паспорт будешь получать – поменяй его на другое! 

***

- Поменять? Ну и кем ты хочешь назваться? – строго спросила паспортистка, глядя на нее из-под круглых очков. 

Смущенная Фёкла немного задумалась, но потом вспомнила ту самую куклу, которая круто повернула ее жизнь. Ту самую, которая осталась лежать в мусорном баке у старой школы…