Герой. Сын двух отцов

В руки внучке ветерана Степана Платоновича — Луизе Бурнашевой из села Борогонцы Усть-Алданского района по наследству были переданы дедушкины воспоминания, написанные им собственноручно. 44 года они пролежали в ожидании своего часа. И вот накануне важной даты публикуем их в нашей газете. 

От первого лица. 

Я — Сивцев Степан Платонович 1922 года рождения по приемному отцу, а по родному — Заровняев Степан Прокопьевич. Отец — Заровняев Прокопий, по прозвищу «Ботуйа-Прокопий», уроженец Наяхинского наслега, в то время Дюпсинского улуса Усть-Алданского района, ЯАССР, умер, когда мне было всего два года. Мать оставалась с двумя детьми, без хозяйства и была вынуждена отдать меня родственнику Сивцеву Платону Николаевичу. Он, не имевший своих детей, усыновил меня. С тех пор я стал Сивцевым.

Мой родной отец был ямщиком, в то время называли «улусным хорохотом», возил на лошадях почту в своем улусе. Во время революции стал членом ревкома. Его, как сдержанного человека по секрету революционных дел, включили в ревком. Он возил разные дела, поэтому его приняли в ревкоме во вновь созданный Дюпсинский улус. А мой приемный отец тоже в своем II-м Оспехском наслеге был ревкомом во время раскулачивания. Его захотели убить. Начальник штаба белых в Дюпсюнске Никифоров Валерьян Васильевич не смог сагитировать одного мужика, тот, пожалев, отказался убить Платона. Сказал, что: «С убийством одного Платона ты царизма не сохранишь, только так думает тот, у кого ум короткий». Начальник белого штаба, в то время его прозвище было Ваала, поверил и не стал настаивать на убийстве.

Мой приемный отец Платон в 1926 году поступил в трудовую артель. На двух лошадях своих возил он руду кооператива, затем возили руду в «Моой-урэх», на Верхоянск во время разведки олова. Затем вступил в Тзос товарищества «Бээди», который впоследствии постепенно, несколько раз укрупнившись, превратился в колхоз им. Карла Маркса Тебиковского с/совета. Тогда они, объединив рабочий скот — быков и лошадей, — совместно обрабатывали пахотные земли, приобретали плуги и железные бороны.

В 1933 году в 9 лет меня отдали в Батыялахскую начальную школу во II-м Оспехском наслеге. Жил у родственной сестры приемного отца Платона, в одном километре от школы. Она обязана была меня кормить за обмен прокорма одного молодняка скота, такая была договоренность. Окончил я Дендюнскую 7-летнюю школу в 1942 году. По записи в наслежном списке мне тогда исполнилось 18 лет. Приемный отец Платон, как глава хозяйства, был нетрудоспособный в то время по старости и, боясь различных налогов, договорился с сельсоветом сократить мне два года. 

В Дендю вспыхнула испанка — массовая болезнь, эпидемия. Заболела вся семья — отец, мать и три брата, которые родились после, — и квартиранты в составе четырех человек. Я, оставшись здоровым, вынужден был оставить временно учебу во втором классе и смотреть за домом, за хозяйством. Возил я на двух быках уложенное сено за 30 километров живущей в Алдане родне. Привозил и кормил рогатый скот больше 20 голов. Так я пропустил два учебных года и подоспел как раз в 1942 году окончить 7 классов. 

Военком при райисполкоме вручил мне повестку — 18 августа быть в селе Сотты на призывной комиссии. Быстро по военному положению в Дюпсе председателю сельсовета товарищу Федорову велели организовать отправку шести наших призывников в армию. Мы направились на телеге в Сотты и прошли медкомиссию. Я оказался совершенно здоровым, меня быстро отправили на нижнебестяхский берег в ожидании документа отправки и сопровождающего из Чурапчинского ОРВК (в то время в Усть-Алдане своего РВК не было, а был объединенный). 

Переночевав под открытым небом, мы приехали в Якутск через даркылахский берег. В августе 1942 года на пароходе «Москва» по Лене, «Карл Маркс» по Ангаре прибыли в город Усолье-Сибирское. Там в совхозе неподалеку, выкопав картошку, прибыли через города Иркутск I и II в военный городок станции «Мальта». Оттуда, обучившись полтора месяца, были рассортированы: кто имеет образование 7 классов и выше и молодежь по возрасту — в левую команду, малограмотных и стариков — в правую.

Наш поезд помчался на восток, а те — не знаем куда. 

Эшелон прибыл в Монгольскую Народную Республику, станцию Улан-Сырык, где я попал в полковую школу младших командиров. Обучали три месяца и, присвоив по две лычки младшего сержанта, направили по ротам. Я был направлен первым номером наводчика стрелкового пулемета «максим» в пулеметной роте. Через три месяца обучения был переведен в другую часть, там попал в стрелковую роту. 

Меня, как свободно владеющего русским языком и имеющего звание, назначили помощником командира отделения снайперского взвода. Мы стали жить в палатках, в 17-ти километрах от части, обучаясь снайперскому делу. Я стал любимым командиром для новобранцев-земляков, которые прибыли недавно из Якутии. 20 дней мы занимались под командованием ст. лейтенанта Прохорова (он был отличным стрелком) — командира роты снайперского сбора. Тогда многие заболели дизентерией, в том числе и я. В санчасти, взяв анализы, нас направили в госпиталь. Пролежав полмесяца, я выздоровел и был выписан на 40 дней в выздоравливающую команду при своей части.

Пришел час и день отправки на фронт. В октябре 1943 года наш эшелон, сформированный в Баян-Тюмене (Чолбайсане), тронулся в Союз, а там дальше не знаем куда. Знать нам нельзя, куда бегут, туда и поезжай. Длинным и длительным путем приехали в Москву и получили направление в Белоруссию. Прибыли в Минск, попали как раз под сильную бомбежку в ночи. Оттуда наш эшелон, получив отказ (фронты полные, пополнение не требуется), отправили обратно в Москву. Приехав темной ночью в Москву, теперь получили назначение по направлению украинских фронтов.

Украина. Остановились на прифронтовой полосе вблизи Кировограда. Раскинули нас по частям, ротам, взводам. Я в первый раз попал связным комбата и через день шел со стариком, связным, с пакетом к командиру роты на передовую линию наступающей роты. Пока моему старику не отсек правую ногу дальнобойный снаряд. Я его взвалил на плечо и на шинели потащил к санчасти, да в пути мы потеряли эту отбитую ногу.

На пути встретил санитаров, сдал старика. Как его фамилия, имя — не знаю. Так и расстался с ним навечно. Донес пакет до командира роты, а на обратном пути меня самого ранило. Прошла пуля через левую руку, пробив на основании большого пальца.

К сожалению, не знаю, какой это был полк, дивизия, армия. Только знаю: I Украинский фронт, командует маршал Конев, и все. Попадал после ранения и один раз контузии в полевые госпитали. Было такое время, что слышишь команду командира: «Ложись к бою, открыть огонь, остановитесь, ложитесь, обороняйте!» — и в это время по телу попала пуля или осколок снаряда ли, бомба ли, пуля ли, простая ли, разрывная ли. Это могут установить только в госпиталях, а ты откуда знаешь. Извлекли врачи на операционном столе — и тебя убрали в госпиталь. 

Такое время было — время действительно важных и суровых испытаний мужества, храбрости и стойкости. Вроде бы вся наша Родина горит и валится, а наш боевой девиз такой: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами. Ура, товарищи красноармейцы, вперед!». Только такой лозунг вдохновлял нас, и мы шли, не боясь смертей.

 В 1944 году остатки нашей дивизии после длительных сражений на Украине вывозили на отдых и на формирование в Запорожскую область в село Бурчак…

Летом 1944 года стояли на обороне предгорья Карпат в селе Чудино на Западной Украине до августа…

Фронты объединились. Я был командиром III отделения автоматчиков. Получив приказ на наступление в начале сентября, вступили в бой через Карпатские горы. Нашу роту автоматчиков разбили по отделениям и направляли в распоряжения стрелковых рот для усиления боя. У нас опять получилась новая семья, друг друга даже не знаем. 

Самые трудные бои в моей памяти — бои в горах. Не знаешь местность, это территория Венгрии, Австрии, Польши, Румынии. Дальше люди — жильцы не наши, помощи ждать неоткуда. В-третьих, наша боевая и другая транспортная техника — вся остается внизу сзади, не может подняться на горы. Бог войны — наши «Катюши» большого калибра остаются внизу под горой, а лишь из-под оврагов стреляют, нас поддерживают. Наши артиллерия и пушки все от нас остались где-то далеко сзади. Нам, стрелкам, приходилось воевать на самых высотах Карпатских гор.

Я расскажу два эпизода. Как нам доложила разведка, на сопке высотой 2,5 километра под названием в топографической карте Гесса стояла сильная укрепленная позиция немцев. Перед нами поставлена задача: во что бы то ни стало разбить эту позицию, овладеть ею, занять там огневые позиции и отогнать немцев и мадьяров. В результате четырех суточных упорных боев приказ командования выполнен. Мы сидели с трех сторон окруженные немцами, и наш соседний полк попал в окружение, их надо было выручать.

Трое суток сидели без продуктов и без воды. Был путь — один-единственный подход к нам, и то немцы, карауля, обстреливали прямой наводкой малой артиллерии. Убили нашего старшину, ведущего вьючную лошадку с обедом в термосах. Мы узнали об этом после четвертых суток от третьего старшины, который добрался живым с обедом. По 12 раз в сутки немцы и мадьяры переходили в контратаку, а мы отбивались да еще освободили соседний полк из окружения, потеряв половину своего состава. 

В этом бою тяжело ранило помощника командира взвода старшего сержанта Алимбекова. Мне пришлось взять командование на себя. Пошли в наступление и передвинулись примерно на 2 км, заняв другую огневую позицию. За этот бой меня представили к награждению орденом Славы III степени. Отсидев двое суток, нашего взводного лейтенанта Крутякова и ротного Панова вызывает комбат и ставит задачу — разведать занятый новый огневой рубеж немцев и доложить ему. Приходит ко мне взводный: «Старший сержант, я тебя направляю к командиру батальона, и вы получите боевое задание». И говорит: «Из автоматчиков подберите, кого вы считаете лучшими в составе семи человек, вы сам восьмой. С собой берите по два запасных диска, заряженных, и по пять ручных гранат». «Ясно! Слушаю вас, товарищ лейтенант!» — и, откозырнув, приступаю к выполнению приказа. Вызываю персонально семерых автоматчиков и через минут 15 в полной боевой готовности являюсь к комбату майору Галееву и докладываю о том, что отделение автоматчиков прибыло в его распоряжение для получения боевого задания. Он мне дает бинокль и карту района, показывая примерную ориентировку, и говорит: «Здесь должен быть огневой рубеж немцев, сильно укрепленный». Коротко разъяснил нам и предупредил, чтобы огонь не открывали. 

Мы пошли на разведку по указанному направлению. Я поставил своим задачу, условились и шли по указанному распадку. Впереди идущий головной дозор услышал разговоры не наши, а на немецком языке и по цепи передал об этом мне. Даю команду остановиться и ложиться. Уже стало темно, и мы их идущих к нам правее пропустили и замерли. Увидели, что у них ружья за спиной, пропустили от себя метров примерно за 20-30. Я подал команду: «Огонь!». Дали мы из восьми автоматов длинными очередями, часть немцев, не успев взять оружие, уже руку подняли по команде «Сдавайтесь, руки верх!». Так мы отобрали у них оружие и сделали обыск. Взяли в плен 14 фрицев, привели к комбату и доложили о выполнении приказа. Он поблагодарил и сказал: «Вы молодцы, будете представлены к правительственной награде. Это да!». Мне потом взводный сказал, что я представлен к ордену Славы II степени, а те мои товарищи — кто на орден Славы III степени, а кто на медаль «За отвагу». Все мы были представлены к награждениям.

Я получил ранение на левую руку осколком дальнобойного снаряда и отправился в санчасть, а мои части шли дальше к границе Австрии. Лежал в этот раз в эвакогоспитале города Станислав (ныне Иваново-Франковск). Там меня, как легкораненого, назначили связным. Мне в обязанность возложили в день два раза — утром и вечером — доставлять пакет госпиталя в город в штаб. 

После праздника 7 ноября 1944 года я был выписан и направлен в 56-й запасной полк, который стоял в какой-то деревне Львовской области. Оттуда я попал в набор охранного батальона штаба 4-го Украинского фронта, который стоял в селе Михайловка. Я отслужил там всего 9 месяцев, охранял секретную часть штаба. 

Победу мы встретили в городе Моравская Острава в Словакии. С переездом в Союз наш охранный батальон расформировали, и я попал в другую часть. Зачислили меня в отдельную разведку артиллерийского полка — разведчиком-артиллеристом, из которого по Указу Президиума Верховного Совета от 25 октября 1945 года был демобилизован из рядов Красной Армии. 

* * *

Домой в Дюпсю приехал в декабре 1945 года. 

P.S. В мирное время Степан Сивцев женился, у них с супругой четверо детей, шесть внучат. А орден Славы II степени ветеран так и не получил из-за того, что это представление не поступило в отдел награды Верховного Совета СССР в Москве. Тот человек погиб, не успев передать наградной лист, и его планшет не нашелся на поля боя…