Лунная дорожка

Афоня Маленький и Афоня Большой, у второго было еще одно прозвище – Бэллээски. Парни не сказать что были закадычными друзьями, но неизменно ходили только вдвоем, а в последнее время и жили вместе. Афоня Большой был социальным сиротой, родители его больше своих многочисленных чад любили водку, за что были лишены родительских прав. Младших забрали в детдом, а двое старших, Афоня со старшей сестрой, остались в деревне. Сестра быстренько выскочила замуж и укатила в райцентр. Неприкаянного парня пригрели соседи – родители Афони Маленького, и вот уже третий год он околачивался у них то ли в качестве приемыша, то ли в качестве бесплатного хамначчита. Удивительно ленивый для селянина Эндэрююскэ Тиэтэйбэт (такое прозвище было у главы семейства) взвалил почти всю хозяйственную работу по дому и во дворе на удачно подвернувшегося соседского парня, тем более тот сам никакой работы не чурался и был здоровяк, каких поискать. Любо-здорово было глядеть, как здоровенный Бэллээски, раздевшись до пояса в любую погоду, рубил дрова: бугристые мышцы так и играли на его теле, топор казался игрушечным в его мощных руках. Стать бы парню чемпионом по вольной борьбе, если бы не родители-пьянчуги и природная тупость. Он кое-как, с превеликим трудом одолел восемь классов, после чего учительница русского языка и по совместительству классная руководительница поставила перед руководством ультиматум: или она, или бедолага Бэллээски. 

История эта с Афонями произошла как раз в то лето, когда Афоня Маленький получил аттестат зрелости и готовился к поступлению... Впрочем, если честно, он сам еще толком не знал, куда подаст документы. Ему было все равно, лишь бы в армию не забрали: ростом он не вышел, был весь из себя тщедушен, хиловат, и в армии над ним будут из деваться, сделают козлом отпущения. А здесь, в родной деревне, у него есть собственный телохранитель, который смотрит ему в рот и души в нем не чает. В один прекрасный день, или это был уже вечер, парни загрузились бутылками, взяли домашние харчи и решили пойти на рыбалку с ночевкой. Погода стояла самая распрекрасная и безветренная. Селяне отдыхали перед сенокосной страдой, только что отпраздновали якутский Новый год – ысыах. Они сели отцовский мотоцикл, который вроде бы теперь был Афонин, - и только их и видели!
Отдых, не рыбалка (наловили всего ничего, да и воды было еще много, для настоящей рыбалки рановато), удался на славу: вволю наелись оставшихся с ысыаха жареных карасей и пирожков, попили водочки, маленько порыбачили, искупнулись в ледяной воде, потом покемарили возле костра. Проснулись ночью от пронизывающего северо-западного ветра, откуда-то налетели грязно-свинцовые тучи, и уже накрапывал мелкий частый дождик. Парни дрожали в своих футболках (вчера весь день так жарило, что они рванули сюда в чем были, не сообразили насчет дождевиков и другой теплой одежды), костер не хотел разгораться и поминутно гас, а тут и спички кончились. Афоне Большому, этому амбалу, все вроде нипочем, а вот худосочный Маленький так стучал зубами и умоляюще смотрел на приятеля: мол, сделай что-нибудь! 

И Большой пошел на поиски – вдруг да где-нибудь найдет вроде пещерки или грота на берегу, но, увы, Ленские утесы стояли отвесно и нигде ничего, чтобы переждать дождь до утра... У них с собой вроде должна быть небольшая саперная лопатка – значит надо вырыть в горе углубление. Большой начал рыть, аж вспотел от усердия, Маленький, сидя рядом, скулил от холода. 

-- Эй, смотри, что я нашел! – Большой с испугом смотрел на Маленького: на склоне горы отчетливо торчали...два старинных гроба. – Давай выпьем еще, что-то мне боязно стало!
Они выпили, закуска вся размокла, на голодный желудок да на старые дрожжи их понесло. Все, что происходило дальше, Афоня Маленький помнил смутно. Ветер все крепчал, а дождь усилился, что никакой возможности терпеть не стало сил, и тогда они взяли и побросали из гроба останки (это были старик со старухой в старинной одежде), улеглись в гробы и даже закрылись крышками... и заснули, как младенцы.
Проснулись уже в полдень. Небо сверкало синью, нежно зеленела листва прибрежной ивы, омытая ночным дождем, все еще влажная, чирикали птички на своем языке. Хмурые, голодные, лохматые, они быстро собрались и, не прибрав за собой, не догадавшись положить обратно выброшенных вчера из гроба мертвецов, сели на своего железного коня – и были таковы! О времена, о нравы тогдашних оболтусов, воспитанных в духе воинствующего материализма, не верящих ни в черта, ни в бога! 

Проехав три километра, мотоцикл сломался, причем на ровном месте. Часа два ушло на попытки оживить железного коня, но мотоцикл никак не заводился...Посидели, покурили. Почему-то вспомнилась бабушка Ульяна (Афоне Маленькому, не Большому), которая умерла в прошлом году. Именно ей был обязан жизнью Афоня, это она поставила его на ноги, когда даже родители, услышав от врачей вердикт: «Мальчик не жилец», опустили руки и смирились с тем, что сын вот-вот отдаст богу душу. Она поила его какими-то отварами, делала массаж, кормила простой натуральной пищей, и он, вопреки прогнозам, выжил и, несмотря на некоторую худобу и малый рост, был абсолютно здоров. Бабушка и сама была маленькой и худенькой, прямо как вчерашняя старушка, в гробу которой – бррр! – он проспал прошлой ночью. Может, поэтому он и вспомнил ее. А если ее кто-то так возьмет и выкинет из гроба? 

Афоня решительно встал и, не объясняя приятелю (все равно ничего не поймет), отрывисто бросил:
- Пошли обратно!
Они аккуратно, чтобы ненароком не потерять кости, положили покойников обратно в гробы и закопали обратно. Затем – впервые в жизни – прибрали место ночевки, мусор взяли с собой. Все это время парни не разговаривали.
Мотоцикл, немного почихав, завелся, и через полчаса приятели были дома. Про гробы на берегу реки Афоня Маленький рассказал учителю истории, который занимался краеведением и много чего знал о здешней старине. Тот рассказал такую историю.

- Когда-то давно, еще до революции, в тех местах жил один человек, его звали рыбак Никифор. Был он безобидный и ничем не примечательный, а вот жена его, ее звали Евдокией, была родной сестрой довольно большого шамана и сама тоже была с большими странностями. Один или два раза в месяц, обычно накануне полнолуния, ее охватывало какое-то возбуждение, она полностью забрасывала хозяйственные дела, днем спала, а ночью вставала и пешком, прямо по воде, переходила Лену и уходила на тот берег. И все это во сне... Под утро приходила обратно и рассказывала о том, как живут родственники за рекой, что случилось у них, кто родился и кто умер. И все совпадало до последней мелочи. В такие ночи и Никифор не спал: он, по рассказам очевидцев, сидел на берегу и ждал жену, боялся, что ее что-то испугает, она проснется и утонет. Кстати говоря, никому, кроме него, не удавалось увидеть возвращение Евдокии, были и такие, которые не верили, что обыкновенный человек, пусть даже и лунатик, может перейти такую глубокую и широкую реку. Один только Никифор видел ежемесячно, как его маленькая, хрупкая жена, вся осиянная серебристым светом, неслышно ступая по воде, идет к нему по лунной дорожке. Казалось, что это сама Лунная девушка спустилась с неба и вот-вот ступит на землю... Ради такого зрелища терпел бедный рыбак странности своей жены и ее бездетность. Говорят, что жили старики очень дружно и умерли почти в одно время...Скорей всего, вы набрели на их могилы.
В том же году Афоня поступил на историко-филологический факультет, а Большого забрали в армию. Жизненные дороги приятелей разошлись. Большой Афоня после армии остался в городе и работает на стройке. Маленький же, получив образование, вернулся в родную школу, сменив ушедшего на заслуженный отдых учителя истории. В летнее время он любит рыбачить, причем почему-то всегда в одиночестве. Иногда в лунные ночи ему кажется, что по лунной дорожке, неслышно ступая по воде, движется хрупкая женская фигурка с распущенными серебристыми волосами и, достигнув середины реки, неожиданно исчезает...Может, из-за нее, а может, просто не хочет, но учитель истории до сих пор не женат...