«Мне имя – Марина, я – бренная пена морская»
Ее стихи можно читать по-разному, можно населять своими чувствами, можно фантазировать и видеть плоды своих фантазий. Но точно знаешь, что за любой строчкой – творение, чувственный фонтан, если хотите. Марина Ивановна не умела писать «правильно», ее язык считали излишне сложным, заумным, нормы синтаксиса в ее стихотворениях просто «трещали по швам». Но поэзия Цветаевой живет иными, неземными законами, она не подчиняется ни правилам, ни нормам стихосложения, ни нормам эстетической морали, привитой нам языком Пушкина и Тургенева.
Как и ее жизнь, смысл которой был наполнен исполинским стремлением писать и восторженным желанием жить. Ни то, ни другое Марина Цветаева не умела делать без внутреннего магнетизма, без веры в себя, без веры в свое предназначение…
Закончилось лето. Отзвенели христианские Спасы. Последние дни августа словно напоминают о том, что мы ставим точку в завершенных и незавершенных летних планах, мы, как и природа, прощаемся с июньским зноем, июльскими грозами, августовским звездопадом…
31 августа 1941 года Марина Ивановна Цветаева поставила точку в своей жизни. Сама. И это не было логическим завершением истории судьбы и творчества великого поэта, который уже все сказал и которому больше не о чем писать. Она оборвала то сумрачное стечение обстоятельств, вереницу бытовых неудач и духовное забвение, которые преследовали Цветаеву в конце жизненного пути. Последний день лета – последний день жизни гениального поэта и замечательного человека…
К годовщине смерти Марины Ивановны Цветаевой мы встретились с доцентом кафедры русской и зарубежной литературы ФЛФ СВФУ Ольгой Штыгашевой, чтобы рассказать нашим читателям о сложной судьбе этой интересной, удивительной, во многом загадочной женщины.
«СУДЬБА МЕНЯ ЦЕЛОВАЛА В ГУБЫ»
Марина Цветаева по праву считалась баловнем судьбы.
Ее отец, Иван Владимирович Цветаев, был уважаемым человеком. Он, как и его три брата, по семейной традиции поступил в духовное училище, а затем – во Владимирскую духовную семинарию. Но после круто изменил свою жизнь: уехал в Петербург и стал студентом историко-филологического факультета Петербургского университета, где и нашел свое призвание. Любовь к слову и литературе как удивительнейшему и прекраснейшему искусству он передал своим дочерям. В 1889 году возглавил кафедру теории и истории искусств. Делом всей жизни Ивана Владимировича было создание Музея изящных искусств, который до сих пор существует в Москве (музей имени А. С. Пушкина).
Мать Цветаевой, Мария Ивановна, урожденная Мейн, росла в спокойной и размеренной обстановке, матери она не знала и не помнила, та умерла через несколько дней после родов. Мария Мейн была дочерью богатого и известного в Москве человека. Интересно, но замуж за Ивана Владимировича Мария Ивановна вышла не по любви, а по настоянию родителя. Но брак, основанный на уважении, оказался на редкость удачным.
Родители Марины Ивановны были не только известными в Москве людьми с хорошим достатком. Огромную роль в воспитании маленькой Марины сыграло то, что и мать, и отец были людьми, близкими к искусству, и маленькая Марина с детства знала живопись, классическую музыку и литературу. В дневнике она вспоминала, что маленькой пробиралась к отцу в кабинет, доставала с полки сочинения Пушкина и читала, пока ее не начинали искать. Кстати, Александр Сергеевич как поэт, как пророк, затрагивающий самые потаенные чувства, именно тогда вошел в ее жизнь, еще в глубоком отрочестве. Об этом она никогда не забывала…
У нее были чудесные, искренние отношения с родителями, особенно с матерью. Мария Ивановна умерла от чахотки, когда Марине было 14 лет, и все заботы о воспитании девочек (а у Марины Цветаевой была младшая сестра Анастасия, которая много позже испытала все тяготы и лишения сталинских репрессий и лагерей) взяла на себя.
«ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ В МОЕЙ ПОВЕСТИ НЕ БЫЛО, БЫЛА ЛЮБОВЬ. ОНА И ДЕЙСТВОВАЛА – ЛИЦАМИ»
Первый поэтический сборник «Вечерний альбом» вышел в 1910 году. О Марине Цветаевой заговорили как о самобытном и чувственном поэте. Очень образная, зримая, яркая поэзия этого сборника говорила о том, что взошла новая звезда, что родился великий поэт, словно поцелованный Богом в маковку, благословленный Музой на всю оставшуюся поэтическую жизнь. Марина ликовала, она была счастлива! Она не просто так пришла в этот мир, у нее есть свое предназначение, она – избранная. Но душа томилась, просила выход магнетическая энергия, рождающаяся, казалось бы, из ничего: из вечернего неба, из падения на землю золотого осеннего листа, из лунного света, льющегося на полированную поверхность рояля, да просто, из чувства наполненности жизненной силой…
Хотелось любви, страстной, не покоряющейся и животворной. Со своим будущим мужем, Сергеем Эфроном, Марина познакомилась, когда ему было 17 лет, а ей –18. Их встреча произошла 5 мая 1911 года в Коктебеле (Крым), на даче у поэта Максимилиана Волошина. Мэтр пригласил молодую одаренную девушку погостить у моря, подышать прозрачным морским воздухом. Тогда это считалось практически признанием поэтической значимости на Олимпе Серебряного века.
Марина сразу влюбилась в Сергея, причем взаимно. Эфрон был слаб здоровьем, и отзывчивый, заботящийся о талантливой молодежи, Волошин пригласил его погостить. Сергей Эфрон тоже писал, но больше прозу, у него был блестящий иронический стиль, что и привлекло к нему внимание Волошина. Встреча с Сергеем с первых дней перевернула сознание Марины. Большие зеленоватые глаза, аристократическая (но больше – туберкулезная) бледность, юношеская хрупкость и готовность выполнить любое желание, даже не озвученное. С первых дней знакомства все, что выходило из-под пера Марины, было посвящено Сергею Эфрону. Это не было страстью, это было сращением душ и сплавом мировоззрений. Впоследствии Марина Ивановна писала, что тридцать лет жизни с Эфроном – самые счастливые годы в ее «взрослой» жизни. На даче Волошина они прожили все лето, в сентябре вернулись в Москву и сообщили о своей помолвке.
Венчание состоялось в январе 1912 года. Сергей собирался кончить гимназию, зарабатывать на жизнь писательским трудом. Была любовь, и непреодолимое желание быть вместе всегда, всю жизнь. Кстати, как бы судьба их ни разлучала, какие бы вихри обстоятельств и Марининой натуры ни ставили препятствия в супружеской жизни, они действительно всегда были вместе духовно, отстаивая друг друга у других, прощая обиды и измены, цементируя своей любовью разрывы и пропасти…
После свадьбы они решили отправиться в Европу, побывали в Италии, Германии, Франции. Марина полюбила утро в Париже, когда пока Эфрон еще спал, просыпалась, садилась у окна и, восторженно глядя на просыпающийся город, на разливающийся розовый свет по крышам и с каждой минутой опускающийся все ниже, писала. Марина Цветаева твердо верила, что все, сказанное в стихах, сбывается. «Глаголом жечь сердца людей» она не хотела, да и не считала себя вправе, свято помня жизнь и судьбу своего кумира. Может быть, поэтому она была так осторожна на пророчества.
У Марины и Сергея за годы их брака родились трое детей. Первенец – дочь Ариадна, Аля, как ее называли в семье. Марина Цветаева ее безумно любила, она считала, что Аля – ее продолжение. Между ними была связь больше, чем связь матери и дочери. Рождение второй девочки пришлось на конец Мировой войны и начало Гражданской. Ее назвали Ирой. Нельзя сказать, что Цветаева ее не любила, но в своих дневниковых записях она признавалась, что она – плохая мать, потому что Алю она любит больше. Из Ирины ничего не получится, она слишком посредственная, слишком обыкновенная…
Наступили голодные дни. Еды практически не было, денег тоже. Судьба Сергея Эфрона была неизвестна (он был в Белой армии). Марина Цветаева осталась в Москве одна с двумя детьми на руках без денег и работы. Сестры Сергея Эфрона не испытывали особого рвения помогать Цветаевой, хотя Марина просила их присмотреть за Ирой, которую временно отдала в приют в надежде, что там она не умрет от голода. Ведь двоих детей содержать труднее. Ира в приюте умерла… Ее смерть повергла Марину Ивановну в ужас и отчаяние, усугубленные отсутствием вестей от мужа. Марина Цветаева писала ему письма, в которых и оправдывала себя, и обвиняла одновременно в гибели дочери: это не было жертвой одного ребенка ради жизни другого, это была суровая необходимость, обусловленная временем, когда сама по себе человеческая жизнь потеряла всякую ценность…
В 1922 году Марина Ивановна с Алей уезжают в Германию к Эфрону, которого, как считала Марина, она вымолила у Бога: он был жив, здоров и ждал семью за границей. Начались долгие годы эмиграции. В 1925 году у Эфронов рождается третий ребенок – сын Георгий, Мур по-домашнему. Долгожданный сын!
Эфрон поступил на службу, Марина продолжала писать, а Аля заботилась о маленьком Муре и матери. Большую часть времени эмиграции они провели в Чехии. Для Цветаевой это была почти спокойная, почти сытая и творчески плодотворная жизнь, хотя печатали ее не очень охотно.
Правда, между Мариной и дочерью начали появляться разногласия, Аля восторженно относилась к строительству новой жизни в молодом советском государстве и хотела вернуться на Родину, чему Марина категорически противилась.
«ЧТОБ БЫЛ ЛЕГЕНДОЙ ДЕНЬ ВЧЕРАШНИЙ, ЧТОБ БЫЛ БЕЗУМЬЕМ КАЖДЫЙ ДЕНЬ»
И как женщина, и как поэт Марина Ивановна была увлекающейся натурой. Состояние влюбленности было ее перманентным состоянием. Отмечу, что для Цветаевой семья и муж всегда были на первом месте. И как бы она ни увлекалась, какой бы сильной ни была влюбленность, Марина Ивановна не стояла перед выбором. Даже в пору бурного романа с Константином Родзевичем, когда Сергей Эфрон сам хотел отпустить жену, видя ее душевные муки и метания, Цветаева твердо знала, что с мужем ее разлучит только смерть…
Пожалуй, самая странная и загадочная страница жизни Марины Цветаевой – ее отношения с поэтессой Софией Парнок. Марина действительно увлеклась удивительной женщиной, носящей мужские костюмы и курящей через изящный мундштук папиросы. Но, конечно, никакой эротики в этом увлечении не было: элементарный интерес к красивому, талантливому и творческому человеку. Их романтические отношения дали несколько замечательных стихотворений – «Алкеевы строфы», и в цикле «Подруга» Марина Ивановна с восхищением и нежностью высказывала свое отношение к Парнок. Стоит сказать, что в эпоху Серебряного века в богемных творческих кругах однополые связи были явлением не осуждаемым и привычным. Естественно, Сергей Эфрон все знал, но относился к этому легко и с иронией, он еще перед венчанием понял, кого он берет в жены. Знал, что это не обычная женщина, это женщина-вулкан, женщина-феерия, и ей постоянно был необходим подъем чувств, а семейный быт к этому не располагал. Эфрон интуитивно понимал, что если они расстанутся с Цветаевой, она погибнет. И она, каждый раз оказываясь у опасной грани, на пороге очередной своей влюбленности, сознавала, что без него она не сможет жить. Они были половинками одного целого, как ни банально в наше время это звучит, но так и было на самом деле.
«ВЕЧНОЙ ПАМЯТИ НЕ ХОЧУ НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ»
В эмиграции у Цветаевой формируется стойкое неприятие советского режима, она не мечтает вернуться в Россию. Ее туда тянут Аля и муж, который надеялся, что в Советском Союзе у них будет совсем другая жизнь. Его надежда обусловливалась мощным основанием. Последние архивные исследования показали, что Сергей Эфрон был двойным агентом ОГПУ (политическая спецслужба в РСФСР) и иностранной разведки. Задание, данное Эфрону, было провалено, и его призвали в Москву, чтобы не разглашать тайну его вербовки. Запутанная история с политическим убийством. Но одно известно точно: Марина Ивановна ничего об этой стороне деятельности мужа не знала.
В 1937 году Аля добивается разрешения на возвращение в Союз. Она первая приехала в Москву, а Цветаева медлила, она не хотела ехать в Россию, словно предчувствовала, что спокойствие и безмятежность уже никогда не вернутся в их семью. А Аля с юношеским восторгом писала матери письма об удивительных людях в новой, удивительной стране. Почти сразу же после Али на Родину возвращается и Эфрон, оставив жену и сына. Марина все еще колебалась... Она решается вернуться в Москву лишь после ареста мужа и дочери в 1939 году. Быть там, где нет Эфрона и Али, она больше не могла. С момента возвращения начинается новый виток жизни Цветаевой, наполненный неприязнью к ней как к эмигрантке и жене «белого» офицера, творческим кризисом и попытками обустроиться с сыном в неуютной, чужой и такой любимой по-прежнему Москве.
«КАК ПРИДЕТ СРОК, ПОЛОЖИТЕ МЕНЯ ПРОМЕЖ ЧЕТЫРЕХ ДОРОГ»
Але дали восемь лет лагерей, судьба и местонахождение Эфрона после ареста были неизвестны. Марина Ивановна и Мур ютились по углам, у знакомых, потому что прописку сделать было невозможно. Наконец, удалось прописаться и снять комнатку в коммунальной квартире, настолько маленькую, что в ней невозможно было разместить все вещи. Цветаева практически ничего не писала, зарабатывала себе на жизнь переводами. Но денег все равно не хватало. Марина часто отправляла Мура к теткам (сестрам Эфрона), чтобы он ел хотя бы два раза в день. Вскоре началась Великая Отечественная война. Несколько раз принималось решение об эвакуации, но откладывалось. Мур в своем дневнике писал, что привык к постоянным переменам в настроении матери и обстоятельствам их жизни. А Марина все еще надеялась получить официальный ответ на запрос о судьбе своего мужа, собирала передачи, не зная, дойдут ли они до адресата… Сергей Эфрон будет расстрелян лишь в ноябре 1941 года. Марина Цветаева оплакивала его, еще живого, до конца своих августовских дней, будучи уверенной в его смерти в июле 1941 года.
Наконец, Цветаева решает уехать из Москвы. Ехали очень долго, почти месяц, с длинными стоянками, в тесноте, духоте, редко – с нормальной едой, чаще – лишь с кипятком на станциях. В начале августа они добрались до татарского села Елабуга. Марина сразу стала хлопотать о работе в Доме литераторов. Но везде получала отказ: эвакуированная женщина с шестнадцатилетним подростком была не нужна. К тому же жена бывшего «белого» офицера, мать врага народа (у Али была такая статья), дворянка, поэтесса. Кто ее знал в Елабуге? Сохранилось ее прошение в Дом литераторов с просьбой принять на работу посудницей на кухню, но даже мыть посуду за своими «коллегами» ей не позволили. Жить совершенно было не на что. Да и не зачем. Цветаеву не остановило даже то, что любимый Мур останется совершенно один в этом мире, вытеснившем ее саму…
Иссяк источник вдохновения и жизненных сил, Эфрона больше нет рядом и никогда не будет, что с Алей в лагерях, одному Богу известно.
Марина Цветаева повесилась, оставив предсмертное письмо, в котором просила прощения у сына… В письме также была просьба к своему хорошему знакомому, известному поэту (не буду называть его фамилию), позаботиться о Муре. Известный поэт просьбу не выполнил, и Мура отправили в детский дом.
…В Елабуге до сих пор стоит дом, в стене до сих пор есть крюк, на котором Марина Цветаева завязала петлю. Местонахождение ее могилы неизвестно.
P. S. После смерти матери Мур сбежал из детского дома, собрал ее архив и через Ташкент в течение двух месяцев добирался до Москвы. Дорога была тяжелая: вши, отсутствие еды, сентябрьские дожди и первые заморозки… Ни один листок из творческого наследия Цветаевой не пропал, он привез чемодан с тетрадями в Москву, искал работу, жилье, прописку и параллельно учился. Школу окончил с отличием. Избалованный, нежный и хрупкий, как девушка, он выжил тогда, не сломался. Выжил ради матери, в память о ней. В 1943 году он был призван на фронт и вскоре пропал без вести. Могила Георгия Эфрона тоже не найдена, как и могила его отца, Сергея Эфрона. Аля освободилась в 1948 году, а спустя год была арестована вновь. Полностью реабилитирована в 1955 году. Умерла в 1975 году. Из всей семьи известно местонахождение лишь могилы Ариадны Эфрон…