Мой личный Дементор

***

… Я был обречена. Уже в момент зачатия. В минуту рождения.  Потому что это было практически неизбежно. Еще повезло, что мне не досталась буйная шизофрения, как у моей двоюродной тетки, или явные психические отклонения и слабоумие, как у моих двоюродных сестры и брата. Мои родители на мне и остановились – это было мудрое решение. По моему мнению, людей с такой генетикой нужно лишать возможности размножаться и стерилизовать еще с пеленок. Тут нет речи о гуманности и медицинском чуде. Потому что это русское «авось» аукается гораздо страшнее и тяжелее, чем одинокая старость.

Впрочем, к старости к ним может прийти деменция – и им уже все равно будет, поднесет ли им кто стакан воды. Они даже себя помнить не будут. Жестоко? Но я знаю, о чем говорю. У моих бабушки и дедушки было старческое слабоумие. И с определенного времени их держали под крепким замком, потому что они могли выйти и включить газ, могли открыть кран в ванной и забыть о нем, затопив соседей, только что сделавших новомодный ремонт. Могли поранить себя или поджечь занавески на кухне, могли шагнуть за окно… Никакой счастливой старости в окружении детей, внуков и правнуков. Просто темнота безумия и редкие моменты просветления, когда они с ужасом понимали, какими стали. А потом и эти просветления перестали появляться. А когда они умерли – с разницей в полтора года – все вздохнули с облегчением. 

***

…Сейчас иногда я слышу, как плачет за стеной моя мама – она страшно боится, что не успеет умереть вовремя, до того момента, как ее накроет безумие. Она – дочь своих родителей, и прекрасно понимает, что ее ждет. Это – наследственность. Это – проклятие. От него не убежишь. И у нее, и у меня один исход – и это далеко не небесные райские кущи. Когда мой папаша понял, в какую семейку попал, то быстро ретировался. Мне тогда лет пять или шесть было. И я его не виню. Правильно ноги сделал. Вовремя. Теперь у него другая семья и другие дети – прекрасные и здоровые. Со мной он почти не общается, и к детям своим не подпускает, они обо мне и не знают ничего. И правильно – зачем им полоумная депрессивная старшая сестра? Ни к чему. Я как-то ему посоветовала вообще свалить из Якутска. А то мало ли…   

***

…Я в нашей семье не первый человек с таким вот депрессивным складом. Причем депрессии – это, считай, человеку повезло. Пьет себе транквилизаторы и успокоительные, и временами даже очень обычный нормальный человек. С приличным аттестатом, почти красным дипломом, высокооплачиваемой работой, с видимостью хорошей жизни, подружками и даже мимолетными романами. Ну, как я примерно. С этим можно научиться жить. Примириться. Жизнь у меня одна, другой не будет. 

Шизофрения у тети, суицидальные наклонности у мамы, дядя, у которого была мания преследования и который периодически лечился в психушке, старческое слабоумие у тех, кто доживал до преклонных лет.  Да, я не первый такой человек в нашей семье, слава богу, не многочисленной. Но по моей линии – уж точно последний. Детей у меня не будет никогда. Я не позволю своему ребенку родиться и страдать так, как я, постепенно начиная ненавидеть весь нормальный мир. Только потому, что я сама не могу жить так, как все. Это сильнее меня – это как демон внутри. Мой личный Дементор – так я зову свою болезнь.

***

…У меня всегда были проблемы со сном. Примерно к 25-ти годам я свыклась со своей бессоницей. Психиатрическая наука нежно называет депрессию «расстройством настроения». Конечно, у меня не все так плохо, и случай не самый тяжелый, как говорит мой доктор – во всяком случае, пока. Я принимаю все лекарства, бреда, галлюцинаций и нарушения сознания у меня нет. Правда, иногда я путаю сон с реальностью, но у кого такого не случается?

Но есть много других форм. Панические атаки, разнообразные фобии, зависимости, навязчивые действия и навязчивые мысли, неврозы и нервные тики. Все это тоже психические расстройства. Но с ними можно пытаться жить, социализироваться и не стать постоянным клиентом психушки. И таких много. Нас очень много. Миллионы.

***

…И мы  прячемся у всех на виду. Берем больничные, когда становится совсем невмоготу и есть опасность сорваться на виду у всех. Да-да, у меня есть парочка «хронических» диагнозов, и хороший терапевт, который в курсе моего состояния, без слов дает больничный – пока мой внутренний Дементор немного не успокоится. Тогда я смогу без страха и паники выйти на улицу, прийти на работу, встречаться с людьми, тогда я не буду готова от малейшего громкого звука закрывать уши и кричать, кричать. Тогда смогу адекватно реагировать на людей, а не сидеть часами, уставившись в стенку.

О моей болезни не знают даже те две женщины, которых я выбрала себе в качестве подруг. Женщина без подруг – это же странно выглядит? А я не должна быть более странной, чем все остальные, и вынуждена иногда терпеть их общество, ходить в кофейни и улыбаться их шуточкам и рассказам об интимной жизни. Черт возьми, мне это даже иногда действительно нравится, и я искренне смеюсь, и чувствую себя почти нормальным человеком!

***

…Но рассказать правду о себе никому не могу. Ни им, ни кому другому. Мой диагноз могут прилепить на меня, как ярлык, начнут шушукаться в коридоре, перестанут доверять работу, к которой я привыкла, могут даже найти повод и уволить – ведь какому нормальному начальнику нужен в офисе неустойчивый, склонный к депрессиям психически неуравновешенный работник? Уволят – и будут правы. Отправят вон… коробки клеить, или ручки собирать, или конверты штамповать. Чем там у нас занимаются слабоумные инвалиды? А я не псих. Ну, с нормальностью, конечно, не полный порядок, но я это пока могу контролировать. Поэтому я все тщательно скрываю – вплоть до того, что продумываю каждую фразу, каждое слово, каждое действие, даже взгляд и улыбку. Чтобы никто не догадался.

Потому что есть у меня одна мыслишка. Пока я человек, полезный обществу – я держусь на плаву. А как только я перестану быть таковым, как только, узнав мой диагноз, от меня попытаются потихоньку избавиться (открыто не посмеют, дискриминация получится, а у нас же демократическое общество!) – меня уже ничто не будет держать здесь. Я знаю. У меня мама после трех увольнений три раза пыталась покончить с собой. Сейчас от этого ее удерживает то, что она все-таки работает – моет полы и фасует крупы в магазинчике. А еще то, что она больше всего боится вернуться в психушку. Она сейчас очень тихая и смирная, как монашка – ходит, глядя себе под ноги и делает все, что ей скажут. За тем, чтобы она принимала таблетки, я смотрю строго.

***

…Я не хочу быть, как мама. Я хочу жизнь, более-менее похожую на нормальную. Чтобы работа. Подружки. Мужчины. Театры и кино раз или два в месяц. Кофейни с моим любимым латте. Ну, от болезни не убежишь, и мой внутренний Дементор может приподнять голову в любой момент – но я и мой доктор его угомоним. А в остальном, я хочу быть как все. И чтобы всем казалось, что я – как все. Потому что я понимаю, что со мной что-то не так. Поэтому я два раза отказалась выйти замуж – первый раз 10 лет назад, второй – примерно около трех лет. Ни к чему. Слишком уж ярок пример моих родителей. Своим любимым я объяснила, что никогда не смогу иметь детей, а взваливать на них такую моральную ношу – брать из детдома и воспитывать чужое дитя – не имею права. Я сделала так, чтобы они на меня не обиделись, а даже считали благородной и жертвенной. Поэтому мы и сейчас в прекрасных отношениях. Друзья…

Я могу сидеть за соседним с вами столом. Или работать в соседнем офисе. Я могу быть той самой подружкой, которая отказалась выйти за вас замуж. Я могу быть вашей соседкой по лестничной площадке, или, может, мы ходим в один фитнес-клуб? Видите – я все делаю, чтобы казаться нормальной. Пока есть возможность.