Про беспомощную гусеничку

Солнце, зелень, комары! Вот-вот начнется купалка! А день шел к закату. И я стала думать еще и том, что вот прямо сейчас еще июнь. Самое начало лета. А завтра – завтра уже нет, завтра будет июль. И ничего принципиально не изменится, будут те же деревья с теми же листьями на них, те же комары, та же пыль и нарастающий градус на уличном термометре. Ничего вроде бы не изменится, а на самом деле это будет уже июль, не начало лета, а его макушка. А потом июль  незаметно, как шаловливое дитя, подбежит к своему концу, оглянется с золотой искрой в глазах и прыгнет в август. И будет первого августа то же, что вчера, но это будет уже не макушка лета, а его конец…

А потом замаячит сентябрь. Вкрадчиво заглянет в глаза. И будет все вроде бы еще совсем такое же, как вчера, но уже в мелочах другое, уже не то, уже осень.

И все будет совсем другое, чем в июне.

Когда все меняется, если каждый день все такое же, как вчера?

Замаячило первое сентября, все кинулись покупать форму. Мы взяли наследному принцу белую рубаху для дарения учительнице ритуального гербария и прочих торжественных случаев и водолазки-поло, такие, которые той же учительнице будут из-под джемпера делать вид рубашек. Я вообще за удобство в одежде, особенно в мальчиковой.

Штаны вот школьные. Весь прошлый год я зашивала ему штаны, которые то и дело разъезжались на самом интересном месте. Я шила - они разъезжались. Я опять шила - они снова разъезжались. Я еще раз шила, проклиная дрянную ткань, гнилые нитки и собственную криворукость. Пока не увидела, как наследный принц радостно демонстрирует всем желающим, как он классно садится на шпагат. Прямо в этих самых штанах.

В общем, мы купили ему классические черные джинсы, и они до конца года успешно притворялись школьными штанами. Не рвались ни по одному шву. В этом году решили повторить тот же фокус, раз он такой удачный.

«Мальчик должен привыкать носить костюм», - говорит учительница. А я не понимаю, зачем. Многие ли взрослые носят костюмы? Разве  нет других уважаемых профессий, кроме «костюмных»? Юноша вон хочет стать археологом. Это чтобы «с вот таким лицом динозавров кисточкой вот так от песка очищать». Вряд ли костюм гармонирует с динозавром и кисточкой.

…На родовом столе вспомнила, какая же это, черт подери, страшная боль. И подумала: как я могу, родив наследного принца в этих адских муках, теперь кричать на него? Зареклась. Иногда хочется, но зареклась.

Наследных принцев теперь, кстати, двое. А я привыкаю к тому, что можно садиться на корточки и легко вставать. И быстро ходить можно. И вообще, живота больше нет! «Какая ты худая!» - восхитились муж и сын, встречая меня из роддома.

«Он прикольненький», - сказал новоиспеченный старший брат про новоиспеченного младшего. Смотрю на эту беспомощную гусеничку в пеленках. Гусеничка открывает крохотный розовый ротик и водит туда-сюда малюсенькими ручками. У нее лицо моего мужа, только без бровей и бороды. Как вот, уму непостижимо, из таких козявок, беспомощных гусеничек вырастают бородатые брутальные мужики?

Мне кажется, он каждый день такой же. Те же глазки, тот же носик. А потом смотрю на фото, сделанное на родильном столе - а теперь туда можно сотовый, вести репортаж мужу в прямом эфире – и вижу, что он уже совсем другой, чем в первые минутки жизни. Когда успел поменяться, как? Ведь каждый день тот же самый носик и глазки…

Когда старший сын успел день за днем, минутка за минуткой, из такого же малышонка вырасти в почти археолога, третьеклассника, который вот-вот, еще полголовы и догонит меня ростом? Каждый день он тот же самый, а ведь так же лежал в пеленках.

Мы с мужем каждый год в один и тот же день делаем фотографию, такой семейный ритуал. И мы не меняемся же. Но на этих фото видно, что каждый раз мы совсем другие. Вроде бы те же самые, но уже не двадцать девять, а тридцать. Потом тридцать с хвостиком. Потом будет пятьдесят.

И вот эта беспомощная гусеничка вырастет в брутального бородатого дядьку.

…Кот недоумевает. Кроватку мы поставили уже давно, пару месяцев назад. Все это время он спал там, считая, что хозяева его очень ценят и уважают. Теперь же в кроватке появился человечек. Кот, не понимая, что интересного в этом новом питомце, осторожно смотрит на него сквозь перекладины. Он весит больше в два раза, чем новорожденный. Особенно, когда приходит к нам в кровать пообниматься, переходит в жидкое состояние и превращается в текучую мохнатую лепешку, растекшуюся по одеялу. Сделать лепешку обратно котом легко, достаточно поманить на кухню. Кот тут же переходит из жидкого состояния в твердое и бежит на кухню. Делает он это так: БАБАХ! ТЫДЫЩ! ТОПТОПТОПТОПТОПТОПТОП!

Можно было бы сказать, что он топает, как стадо слонов, но это исключительная ложь. Стадо слонов ходит совершенно бесшумно. Я слышала своими ушами, сидя на твердой волосатой спине одного из этого стада. Слоны идут, попирая землю своими огромными круглыми пятками, и под ними не хрустит ни один сучок.

ТЫДЫЩ! – прыгает котик со шкафа на компьютерный стол.

БАБАХ – это с компьютерного стола на пол. По дороге еще может снести пару-тройку каких-нибудь неловко попавшихся ему на пути вещей. Хорошо, если они небьющиеся.

Гусеничка спит, несмотря на этот шум.

Он еще никогда не видел слонов.     

Алена МАКСИМОВА