Про «Боярского» и стаю макак

Правда, артист не нашел признания в кругу семьи. А нашел тапочек, брошенный в «Боярского» точной рукой мужа. Это придало ему еще больше пафоса и эпичности. Сидя на пороге, кот представлял себя в кремлевском концертном зале перед толпой ценителей голоса  и вдохновенно выводил рулады.

Тогда мы закрыли от него двери в нашу комнату. Коту, конечно, немедленно понадобилось внутрь, хотя в его распоряжении оставались еще ванная, туалет и кухня. Нет, он обнаружил, что весь смысл его жизни кроется в нашей комнате и ни в какой другой, тут же из романтичного Боярского превратился в Сталонне и принялся грудью с разбегу вышибать дверь.

Он ломился так долго, что даже мой терпеливый муж не выдержал, встал, сказал сквозь зубы что-то вроде «да чтоб этому котику жилось долго и сыто, аминь!» и унес «Боярского» в ванну, давать концерты тараканам.

Запертый в ванной «Боярский-Сталонне» понял про своих хозяев всю горькую правду. Он до утра угрожал нам расправой, выкорчевывал дверь и делал подкоп под плинтус.

Утром вышел из ванной изрядно потрепанный, но очень гордый. Не взглянув на своих вассалов, прошествовал мимо, на шкаф. И занялся там зализыванием душевных ран.

Мы же, всю ночь поражавшиеся изрядным вокальным данным этой мохнатой тушки с лицом удивленного младенца, и потом категорически не выспавшиеся, собирали старшего сына в школу.

Хотя дверь в детскую была закрыта, он тоже имел удовольствие насладиться обширным диапазоном и богатством фиоритуры котика.

Наверное, поэтому в первый же учебный день юноша потерялся. Примерно два часа после того, как ушел из школы, он не брал сотовый. А потом, когда принялась звонить уже моя мама, трубку взял.

- Он сказал, что не может идти! И кажется, при этом плакал! – сказала моя мама, и я немедленно поседела.

Телефон юноши оказался выключен.

Я, седея уже не фигурально, собрала в охапку орущего малыша и побежала к школе, вспоминая разом все, что слышала о маньяках и педофилах за всю свою жизнь, гадая, где же мой старшенький на этом морозе не может идти и в какую полицию теперь звонить.

Эта радостная румяная физиономия двигалась мне навстречу от остановки.

- А они поехали! – с ходу сказал мне довольный сын, - а я не поехал! – и засиял с удвоенной силой, ожидая похвалы.

Получил, конечно, прямо противоположное. А потом пояснил: «Не могу идти» означало, что компания его товарищей, пользуясь отсутствием дома родителей,  собралась кататься на автобусе от «конечки» до «конечки». И вот вся эта стая макак пошла на автобус, а мой человек-обезьяна нет.

Для того чтобы картина стала понятна, поясню, что макакам девять-десять лет, третий класс, авантюрный возраст.

Поэтому я немедленно написала в группу родителей в WhatsApp, поименно перечислив всех этих юных авантюристов. И еще попросила сокрыть имя доложившего, чтобы не было потом в классе конфликтов.

Конфликт не замедлил разразиться на следующий день. Беглецы, коих выловили на маршруте благодаря чьему-то мобильному папе, наваляли моему сынку за то, что «заложил взрослым». Сын отбивался, как мог, но силы были неравны.

А я, пожалев и успокоив пострадавшего, встала перед дилеммой. Пришлось объяснять, что закладывать друзей, конечно, плохо, но в данном случае он поступил правильно, поскольку, не сообщи он об их планах, детишки могли попасть в серьезные неприятности.

И еще я сдуру написала в родительскую группу, что можно было имени моего красавца и не называть, это доброе дело должно было остаться анонимным, а то ведь в результате он остался крайним.

- Конечно, - ответила мне немедленно мама одного из беглецов, - пусть лучше крайними будут родители тех, кто сбежал, по-вашему?

Вот эта логика меня поставила просто в ступор. Получилось, что человек, сообщивший о происшествии, виноватей тех, кто совершил проступок, и тех, кто выдал его?

Что-то доказывать сей даме я не стала. Бесполезно потому что. Но решила: даже если весь класс будет под моим окном плясать джигу, я не сообщу об этом в родительскую группу.

А своему человеку-обезьяне скачала в телефон программку-маячок, который позволяет следить за его передвижениями.

И только потом вспомнила о коте, который, как обиделся после ванны, так и ушел жить на шкаф. И песен не пел, и даже кушать не просил.

Придется мириться. Пусть уж поет, что теперь.