Режиссер Денис Малютин: «Любой мой спектакль — это прежде всего я»
— Денис, каким образом сложились ваши отношения с нашим театром и вы приехали в Якутск?
— Александр Александрович (Александр Лобанов, директор — художественный руководитель Русского театра. — А. Х.) увидел какие-то мои работы и по рекомендации позвонил и пригласил на работу в Якутск.
— Поставить «Особо влюбленного таксиста» — это ваша идея или театр предложил именно эту пьесу?
— У нас были переговоры о том, какой выбрать материал, и путем переговоров мы решили, что это будет комедия, которая должна войти в репертуар Русского театра. Выбор пьесы у нас получился обоюдный. Из того списка пьес, с которыми бы мне хотелось поработать и который у меня существует, как у любого режиссера. Рэй Куни у меня был в том списке. Александр Александрович согласился на это предложение.
— Просто очень интересное совпадение: на следующей неделе в Нерюнгринском театре выходит спектакль «Особо влюбленный таксист»...
—Да, интересное совпадение. Оно интересно вдвойне, если учитывать тот факт, что я 14 лет прожил в Нерюнгри. Так что можно сказать, что я ваш земляк.
Почему так вышло, что два театра одновременно работают с одной пьесой? Уверен на сто процентов, что многие — и руководители театров, и режиссеры — со мной согласятся. Эта пьеса имеет колоссальный успех лишь только потому, что она драматургически построена настолько точно и четко, и для артистов есть определенные «клёвые» зоны для существования как актерам. Это комедия положений, а они всегда кассовые, потому что это смешно, мы смеемся над собой. Если не задумываться, таксист ли ты, слесарь или модельер, в любом случае это пьеса про нас. В этом и есть секрет успешности этого спектакля в разных театрах.
— Но некоторые считают, что комедии Куни они такие, с легким налетом того, что называется «юмор ниже пояса»...
—Как-то кто-то дал определение тому, что такое пошлость: «Пошлость — это когда не смешно». Я считаю, что темы, которые затрагиваются в спектакле, абсолютно смешные и абсолютно веселые. Другой вопрос, как их преподнести.
В наше время все вопросы гендерности расставлены окончательно, поэтому считаю, что это все нормально, и, конечно, это спектакль не для детей, а для взрослых, у которых есть чувство юмора.
— Вы уже приступили к репетициям, провели кастинг, познакомились с труппой. Как впечатления?
— Могу с уверенностью сказать, что труппа абсолютно профессиональная, готовая к работе. Артисты находятся как раз именно в том тонусе и режиме, в котором важно и нужно режиссеру . Подбор актеров на постановку был очень сложным в плане, кого же из них взять, когда все талантливы и оригинальны!? И мы нашли выход. У нас два состава, в два раза больше артистов, и практически репетируем два спектакля. Я получаю колоссальное удовольствие от того, что работаю здесь с этими артистами.
— Одно дело, когда ты работаешь со своими артистами в своем театре, и, мне кажется, совершенно другая ситуация, когда ты едешь в другой город и работаешь с другой труппой. Испытываете от этого стресс?
— Конечно! Первое знакомство — это всегда неожиданно и для режиссера, и для артистов. Режиссеру необходимо повести за собой коллектив, как-то обаять, вдохновить идеей, историей, постановкой. Это очень важно, и это очень ответственный момент. Я всегда, приезжая в какие-то театры, очень волнуюсь и готовлюсь к этой первой встрече. Это, конечно, очень стрессово, но настолько интересно, ведь ты открываешь для себя новые и новые грани и людей, и артистов.
— Как вам кажется, вы жесткий режиссер?
— Сложный вопрос. Я, как актер, работал со многими режиссерами, и каждый режиссер — это новая методика, новый подход к изучению театра. Это некий такой микромир, в который мы, как артисты, погружаемся. И сказать, насколько я жесткий режиссер и насколько мой мир жесток в работе, мне сложно. Наверное, да, жесткий. Просто существуют определенные каноны, по которым я учился и по которым воспринимаю и понимаю театр. Но, несмотря на это, я даю актерам полную свободу и всегда радуюсь, когда артист импровизирует и выходит на интересные вещи, которые я, например, не подметил в работе. Я даю какой-то воздух между мной и артистом. Потому что построение, создание спектакля для меня предполагает соучастие, сотворчество. Если не произойдет контакта и не будет ощущения сопричастности, тогда не случится магия. А когда это есть, то получается творческий тандем, от которого происходит положительный результат.
—Вы довольно молодой человек по меркам театральных режиссеров. Позволяете ли себе вольности в работе, в постановках?
—Для меня понятие «театр» — это не музей. Безусловно, мы сохраняем и живем традициями театра — системой Станиславского, пьесами Чехова и т. д., и сохранить русский театр как традицию необходимо. Но, на мой взгляд, театр должен быть в первую очередь актуальным. Зритель приходит сюда смотреть на себя в первую очередь. Как сказал Станиславский: «Если бы театр был простым развлечением, может быть, и не стоило бы в него вкладывать столько труда, но театр есть искусство отражать жизнь». Это говорит о том, что театр — это зеркало для зрителя. Поэтому, что было во времена Островского, это одна история. Актуализировать Островского или Чехова? Я считаю, что да, надо. Потому что сейчас мы живем в совершенно ином ритме, чем тогда, но гениальность пьесы заключается в вечности тем, которые никогда не умрут, пока жив человек. Мы всегда анализируем душу человека и его поведение в любых пьесах, в любой литературе. Поэтому театр должен быть актуальным. Говоря о нынешнем герое времени, он совершенно другой, нежели это было во времена Лермонтова и Пушкина. Поэтому театр должен быть важным и интересным для зрителя. А значит, он должен быть современен, но в то же время сохранять традиции русского театра. Ведь репертуарные театры существуют только в России, в других странах их нет.
Я за современность, но против вольностей. Есть определенные сценические законы, и оголить на сцене человека бесцельно, то есть показать голого ради голого, для меня это плохо, для меня это из категории пошлости и непринятия. Мне, как режиссеру, будет противно, если я это сделаю, и уверен, что зрителю будет противно это увидеть.
Почему-то сейчас считается, что если ты делаешь режиссерские провокации, вызывая у зрителя протест, тем самым ты создаешь себе успех.
— Назовем это простым русским словом «хайп».
— Да, «хайп», совершенно верно. И этим сейчас занимаются многие люди не только в театре, но и в кино, живописи и в других областях искусства. Это неправильно, и я этим не занимаюсь.
Любой мой спектакль в первую очередь это я, это мой угол зрения на действительность, которую вижу. Я ведь не только комедии ставлю, бывали у меня и другие жанры, например, драма «Алексей Каренин» по роману Льва Толстого «Анна Каренина». Я, как автор спектакля, пытаюсь увлечь зрителя своей идеей.
— Вот вы поставили спектакль, он вышел, и вы уезжаете. Вы постановку «отпускаете» или переживаете, интересуетесь ее дальнейшей судьбой?
— Конечно, интересуюсь. Каждый раз звоню в театр, интересуюсь, как там и что. Слава богу, за все время у меня только один раз сняли спектакль, и то только по причине болезни артиста. А так я, конечно, волнуюсь, переживаю, это же мое детище. Мы вместе с артистами рожаем маленькое существо, которое должно развиваться, расти, зреть и, возможно, умирать. Поэтому я всегда пристально слежу за судьбой своих детищ.
— Режиссер должен присутствовать на премьере?
— Обязательно! Ведь премьера — это не конец, не результат. И для меня, как для режиссера и актера, очень важна реакция зрительская, которая будет на премьере. В жанре комедии очень важно отрабатывать те моменты, когда это смешно или не смешно. После премьеры, конечно же, у нас будет обсуждение с артистами. Поэтому для меня премьера очень важна.
— А вдруг зритель будет смеяться не там, где вы рассчитывали?
— Это будет замечательно! Тогда зритель становится соучастником создания спектакля, он указывает мне, как режиссеру, где нужно ставить акценты. В любом городе, в любой стране есть свой определенный эстетический момент юмора. Я не знаю, как отреагирует якутский зритель, но мне кажется, что автор настолько точно написал пьесу, что смеяться все будут именно там, где это и задумывалось.