Семейство и очки

В третьем классе мне прокололи уши. Может, это вовсе не связанные факты, но зрение стало падать сразу же после этого. Помню, как стала замечать, что уже не вижу вооон тех деревьев, а теперь уже и вот эти расплываются… Однажды спросила у мамы: «Ты видишь номер вот этой машины?» «Да», - сказала мама. А я не видела. С тех пор начались хождения по окулистам. Мне заглядывали в глаз через палочку с круглыми «окошками», подсвечивая все прожектором, расположенным на лбу окулиста. Мне капали в глаза едкую жидкость. Мне говорили: «Закрой правый глаз и назови букву».

Верхние буквы таблицы расплывались, однако я уверенно называла их: выучила наизусть. На нос сажали ужасного вида конструкцию, в которую по одной вставляли линзы и проверяли результат.

В конце концов мне выписали очки. Мама купила красивые, в изящной розовой «кошачьей»  оправе с тоненькими цветами серебром. Но я все равно не носила их. На уроках, сидя на третьей парте, тщетно пыталась рассмотреть, что же там на доске. Немилосердно щурила глаза. И исподтишка оттягивала уголки, обнаружив, что каким-то чудесным образом так все становится видно.

Потом очки, конечно, надела. Иначе успеваемость грозила рухнуть и разборки с родителями на эту тему показались страшнее насмешек одноклассников.

Ох, очки. Они неудобно сидели на носу, норовя съехать. Они не давали бегать. В них нельзя было купаться, а я уже привыкла хорошо видеть и лезть в речку без них я тоже не могла. Каждый раз, заходя с мороза в помещение, я временно становилась слепой: стекла запотевали. Выходя на улицу, тоже теряла зрение на несколько секунд: на стекла садилась изморозь.

Очки забывала и теряла, садилась на них, роняла, наступала. Однажды, растяпа, обронила их под каток, разравнивающий асфальт. Теперь они навеки впечатаны в историю Якутска, и когда-нибудь археологи будут изучать по ним цивилизацию.

Когда мне было двадцать, узнала про контактные линзы. О, какое это было счастье, опьяняющий восторг – видеть все без проклятых кругляшков на носу! Какая эйфория – освободиться от очкового рабства, от протирок стеклышек, от временной слепоты при входе или выходе!

Единственное: в очках все люди казались мне красивыми. Теперь же я видела каждый прыщик на лицах окружающих. Впрочем, не такая уж это большая плата за удовольствие видеть.

С тех пор пятнадцать лет с неослабевающим трепетом перед гением человеческой мысли ношу линзы.

Муж носит очки как стильный аксессуар. Но это сейчас, уже будучи взрослым. А в детстве, примерно лет в восемь, когда ему их прописали, он ужасно переживал. Рассказывает, как его заставляли носить их в школу, а он опасался насмешек. Завернув за угол дома, чтобы родители не увидели в окно, снимал очки и прятал в карман. В школу приходил без них, садился на свою третью парту и, так же как я, силился разглядеть хоть что-то с доски. Надевал очки, только возвращаясь домой, буквально перед самой дверью.

Потом стал носить все же. Деваться-то некуда. А с возрастом превратил в модный аксессуар, подбирая под костюм и настроение.

…Вчера юный наследник выудил из трельяжа круглые джонленноновские отцовские очки. Они пока без диоптрий, муж только собирался заменить обычные стекла линзами. Юный наследник восхитился, примерил и полчаса проторчал перед зеркалом, очарованный собственным отражением. Потом надел рубашку в клеточку, выудил из буфета палочку для суши и проторчал перед зеркалом остаток вечера, оторвавшись только для того, чтобы выпросить у мужа эти очки.

- Ну пожаааааалуйста! Ну пожааааааа!... – тянул он, пока глава семейства не сдался.

Утром юноша собрался в школу.

И надел эти самые очки, в которых, к слову, у него нет совершенно никакой необходимости. Надел по доброй воле. И сказал:

- Попонтуюсь перед одноклассниками!

Пока я переваривала информацию, что теперь третьеклашки не стесняются очков, а «понтуются» ими, добавил:

- Авада кедавра эспекто патронус! – и был таков.

По возвращении рассказал, что девочки в восторге, мальчишки завидуют.

Боже мой, до чего жалко, что «Гарри Поттера» не написали на двадцать лет раньше…