Военное детство Виктора Гапонова

Виктор Викторович в этом году отпраз­дновал юбилей – 85 лет. На свои года он не выглядит, очень активной жизненной позиции. Участвует во многих городских мероприятиях, выступает в ансамбле «Северина», лауреат конкурса «Как молоды мы были». С супругой Тамарой Викторовной являются членами клуба «Старожил», в прошлом номере она вспоминала свое детство, которое прошло на Белом озере.

– Родился 4 января в 1934 году в деревне Петропавловка Муромского района Омской области.  Родители приехали в Якутск, когда мне было где-то 3 года. Жили мы в общежитии в Авиагруппе, занимали комнатку с печным отоплением. Война началась, когда мне было 7 лет, отца забрали на фронт. И больше я его не видел. Помню его последнее письмо-треугольник, которое прислал из госпиталя, где писал, что скоро поведет боевую машину в бой. И на этом всё. Потом мы получили извещение, что он пропал без вести. 

– Здесь раньше пожарка стояла, где-то баня…  Отец, Виктор Николаевич, 1910 года рождения, работал до ухода на войну начальником пожарной охраны. Сейчас не узнать здесь, все застроилось. А в прошлом веке здесь стояли ворота с макетом самолета над аркой. Перед нашим домом была столовая, позже стала рестораном «Спутник». Сейчас на его месте высится многоэтажный дом. От столовой до нашего дома был небольшой бугорок, зимой мы тут катались на санках. Рядом с домом стоял клуб авиаторов, теперь остались руины после пожара. За нашими домами было озеро, теперь это болотце. 

С подругой. Катя Яковенко в платке.

– В Якутске родились брат и сестра, она умерла в младенчестве, потом появилась вторая сестра. Отсюда нас возили в садик, он находился возле Никольской церкви. Возили на полуторке с будочкой с лавочками. Как-то раз я раньше времени пришел, машины нет, подумал, что опоздал. И пешком отправился в детсад, запомнил, как машина ехала. Это было  летом, в то время родители нас не отводили, с пяти лет был самостоятельным. И вот я уже поднимаюсь на косогор, где церковь, вижу, что машина едет мне навстречу. Сопровождающая детей грозит мне кулаком. В тот вечер я получил выговор от родителей. 

– Когда отца забрали на фронт, мы переехали на Орджоникидзе, 50. Немного пожили там, потом переехали в Романовку, откуда пошел в первый класс. Улицы этой уже нет. Стоит Дом-музей «Романовка». Наш дом – двухэтажный семиквартирное здание находился справа. Наверху четыре комнатки, внизу три. Мы занимали одну комнату. 

– Школа № 5 находилась на улице Ярославского, но в 1945-м году она сгорела. И нас определили во 2-ю школу, она находилась рядом с Преображенской церковью. Эта была начальная четырехклассная школа. 

– Сложная жизнь была, но мы не отчаивались. Все вокруг так жили. Спали все на одной кровати. Матрасы набивали сеном. Зимой надевали на себя всё, что можно, и спали валетом, обнявшись, чтобы теплее было. Я рано повзрослел, на мне были обязанности следить за младшими, таскать воду, найти дрова. Таскал с заборов доски. Раньше они были толстые, с карбазов. Там снимешь, тут снимешь, потом напилишь, наколешь и в печку. Иногда таскал чурочки, которыми мостили улицы. А мать утром уходила на работу, вечером появлялась. Работала охранником, уборщицей, помню, что и свинаркой была. Прибежишь к ней на ферму и выбираешь картошку из гнилья, чтобы поесть. Такое беспризорное детство.  

С соседями. Март 1974 года

– Конечно, было трудно. Голод, холод пережили. Трудно было с пропитанием. В летнее время пас коров, за это расплачивались, кто, чем мог. Кто хлебушком, кто молоком. Всё это нес братишке и сестренке. Продукты давали по карточкам, частенько мы про­едали наперед, влезали в предстоящий месяц. Бывало и голодали по два-три дня. И тут выручала меня одна беда, приходилось подворовывать. Когда жили на Романовке, за забором в частном доме жила якутская семья. К ним из колхозов частенько приезжали крестьяне, торговать маслом, молоком, зайцами. Нет-нет, да нырну за чужой забор. Украду то зайцев, то кружочек молока. Многие пацаны в то время шли на воровство из-за безысходности. Конечно, милиционеры ловили, если попадались. Поэтому, издалека завидев их, старались не попадаться им на глаза. 

– Летом с матерью собирали грибы, ягоды, всё сдавали для фронта. Вроде Якутск далеко от фронта, но и здесь проводились учения. Как только зазвучит сирена, все детишки по домам. И еще ходили на работу по гудкам. Утром в 8 часов и вечером в 17.00. Гудок давали с электрической станции. Было очень строго, не дай бог, опоздать на пять минут — тюрьма. Вот такая жесткая дисциплина. 

– Ходили по городу в основном пешком, кто-то на лошадях. Автобус вроде был — единственный. Завидев его, с пацанами цеплялись и сидели на заднем буфере. Дороги чурочные,  сидим и трясемся. А зимой уже по-другому. На валенки надевали коньки-снегурки и в школу бежали. И тут у каждого были специальные крючки, которыми цеплялись за машины. Учебники и тетради за пояс засунешь и бежишь. Осенью, весной носили торбаза на веревочках у щиколоток, внутрь набивали сеном, типа стельки. Иногда веревочки развязывались, и эти веревочки сзади по спине шлепались. 

– На улице Аммосова были три столовые. Позже в 60-х гг. в столовой был бесплатный хлеб, на столах всегда стояли горчица и соль. Отец моего друга был конюхом, возил на кошевке врачей по вызову. Иногда я ему помогал. Врачи выписывали по просьбе рецепт на рыбий жир. Зимой он становился густым, этим жиром мазали хлеб, посыпали солью. Некоторым этот рыбий жир не нравится из-за запаха. Но я бы с удовольствием и сейчас поел бы. 

– Раньше-то как жили. Придешь к другу домой, обязательно приглашали за стол, если семья в это время обедала или ужинала. Делились всем. Чем богаты, тем и рады были. 

– Баню хорошо помню, хотя даже вспоминать неловко. Тогда ж столько тараканов, клопов, да еще и вшей было. На уроках сидишь, а эти вши кусаются, в швах одежды сидят. Запустишь руку под рубаху и вытаскиваешь их. Руки все в крови были от расчесов. А вечером на газетку скидываешь с себя, с одежды, волос и в печку.  Керосином выжигали. Страшное было время. В бане была специальная камера, где проводили санобработку, пропаривали паром одежду. 

– Тогда света же не было, делали уроки при свечах или лучине. Болеть, не болел. Но проучился только до пятого класса. Всем говорил, что закончил семь классов. Считалось в то время, что ты уже грамотный. А я три года в первом классе просидел, четыре года во втором. Ну, очень бедно жили, не в чем было ходить в школу. 

– Мне было 11 лет, когда наступила долгожданная Победа. Помню салют в честь Победы на площади перед четвертым магазином, теперь это площадь Орджоникидзе. Тогда это была землянистая, болотистая площадка, помню, как под ногами земля ходила. Вокруг деревянные строения, четвертый магазинчик тоже был деревянный, стояли лорповская типография, больница, аптека. Дальше педучилище. Помню, перед типографией повесили плакат с объявлением о победе, кино показывали бесплатно. 

– Жизнь стала постепенно налаживаться, в столовой стали бесплатно кормить детей. По кусочку давали хлеб, как говорили, по распоряжению Иосифа Виссарионовича Сталина. Ну и из Америки была помощь, отправляли продукты в мешках. Из этих мешков женщины шили штаны, рубахи. 

– Работал я на телеграфе, разносил телеграммы. Мне еще и 16 не было, но начальник взял меня, потому что был очень шустрым и хорошо знал город. 

Успел и поплавать, случайно ушел в навигацию на Север. Как получилось? Мой друг ходил на грузовом пароходе «Генерал Брусилов», а мы в гости пришли. Пока разговаривали, пароход уже отчалил от берега. Уже не помню, наверное, меня потеряли на работе и дома. Так и остался на тягаче, капитан из-за меня не будет же останавливать такую громадину, взял меня матросом. Но я и кочегарил, и за штурвалом стоял. Дошли до Тикси, оттуда повезли заключенных на Ванькину Губу. Где-то 250 человек их было. Этой навигации мне хватило. Скучно, на берег не сойти. Кругом вода и вода. В мои годы больше на землю хотелось — веселее. 

– После навигации зимой с товарищем отправились в Мегино-Кангаласский район, от Майи до Тюнгюлю тянули провода для радио в колхозы. Копали ямы, ставили столбы. 70 километров.  На быке передвигались, спали прямо под открытым небом, на морозе. Палатку не ставили, расстилали и так спали, завернувшись в тулуп. Особого холода не чувствовали. Утром чаю попьешь и вперед. 

– В Тюнгюлю оставили меня работать на коммутаторе, потом уехал в город. Поступил на телефонку монтером, в ЛОРПе  был свой внутренний коммутатор, обслуживал контору. Оттуда перешел на городскую телефонную станцию, у меня уже как бы были опыт, навыки какие-то, знал что к чему. До 1953-го года работал на телефонке, оттуда пошел в армию. Отслужил три года, полтора из них в Китае. А в 1955 году стали выводить оттуда наши войска. Отношения с Китаем испортились, и попал я на Западную Украину, в город Стрий. 

– В Китае курсантом прошел 11 месяцев в школе сержантского состава.  Выпустился  младшим сержантом, получил специальность радиотелеграфиста, был в управлении дивизиона. А на Украине это не понадобилось, охраняли военные самолеты – «ястребки». Оттуда вернулся домой, женился, ребятишки пошли. Начал было учиться, записался в вечернюю школу в 5-й и 6-й классы. Но не получилось закончить, семья. 

– Здесь в Якутске я один. Брат после службы в армии остался в Донбассе. Сестра живет в Набережных Челнах. 

На моих глазах Якутск построился. 

Побывав в доме детства Виктора Викторовича, мы столкнулись с жильцами, с которыми как водится, тоже разговорились. И это совсем другая история. 

Екатерина ШЛАПАКОВА:

– Раньше это был адрес: Пятилетка, 33, ИТР-4, общежитие инженерно-технических работников. В альбоме я нашла несколько фотографий. Где запечатлены мои дети, позади них видна стена магазина. А раньше это была кинобудка клуба, позже сам клуб передали речпорту под общежитие, кинобудку под магазин переделали. Лет десять назад клуб-общежитие горело, до сих пор стоит неразобранный. На фотографии уже я молодая с подружкой на фоне ресторана «Спутник».  Собрались мы погулять.   Еще фотография с соседями сохранилась. На фото Лида Бутакова, я – тогда еще Катя Яковенко, Таисия Шереметьева – жена летчика Юрия, Яна Шестакова. Галя. С нами дочка Шереметьевых Яночка. (Слева направо. – К.Н.) 

Фото автора