Чья вина?

Когда умерла мама, отец ему, своему старшему сыну, так и не позвонил. О том, что мамы больше нет, он узнал лишь спустя месяц, случайно,  от односельчан. О смерти отца ему сообщили: он приехал, организовал похороны, поминки и уехал в Якутск. В этом селе его никто и ничто не держало: только грустные воспоминания.

Он не был дома больше 20 лет… Приезжал, чтобы похоронить отца два года назад, и еще  однажды, много-много лет назад – помириться с родителями. Но не получилось.

***

И вот он здесь. Кажется, что сейчас как в детстве: он толкнет дверь, а там – пахнет мамиными пирожками, и она, в белой косынке и фартуке, хлопочет у печи и что-то по привычке напевает под нос. Отец сидит на маленьком стульчике у порога и чинит сеть. А младший брат Митька, как обычно, лежит на полу и рисует что-то в альбоме. Он очень любил рисовать, и именно так: лежа животом на полу и дрыгая ногами…

Но в доме пахло сыростью, затхлым воздухом. Ничего не изменилось со дня неудачного примирения – только газовая плита появилась.  Когда хоронили отца – Максим этого даже не заметил. Жил он в сельской небольшой гостинице, прощание и панихида были в сельском клубе, а поминки – в столовой.   

***

С замиранием сердца Максим выдвинул ящик комода. Ему нужно было найти документы на дом, чтобы его продать. Жить он здесь не смог бы никогда, а после смерти отца был единственным наследником. Он и так два года тянул с приездом, не мог себя заставить перешагнуть порог родительского дома, откуда его когда-то выгнали и где его не ждали.

 Там лежали аккуратно сложенные документы, файл с квитанциями, в коробке - лекарства и… фотография в рамке: с нее ему улыбался кудрявый Митька. А вот и семейный альбом. Максим стал переворачивать страницы и горестно вздохнул: все его фотографии с самого младенчества исчезли – зияли пустые страницы. Или же он был аккуратно вырезан ножницами с общих фотографий  «Значит, мама так и не простила меня. До самой смерти. И папа тоже…»

***

- Максим, это ты?

Он оглянулся. Высокая, статная женщина лет 35, с иссиня-черными волосами без единого седого волоса, собранными на макушке в молодежный «хвост», в джинсах и куртке-ветровке – она стояла, оперевшись рукой о калитку. Рядом стояла матерчатая хозяйственная сумка с продуктами. А женщина внимательно разглядывала еще сравнительно молодого мужчину. Высокий, спортивный, лет, наверное, сорока, но выглядит моложе. Возраст выдает только седина на висках – «благородная», как пишут в книжках. Одет красиво, и парфюмом вкусным пахнет – местные, да и из райцентра так не одеваются и так не выглядят. Значит, из Якутска, а то и откуда подальше. И это может быть только Максим. Значит, вернулся…

- Виктория, ты?

***

Сразу нахлынули воспоминания. Когда-то он ее любил. И еще плавать любил – кажется, плавать он научился раньше, чем ходить. Отец, заядлый рыболов и охотник, научил его и младшего братишку Митьку плавать и нырять и гордился: «Мои-то сыны как рыба в воде!» Мать всегда ворчала: лучше бы в огороде помогли, а то из реки не вылезаете… Мало ли что:  река – она шуток не любит.

Вика была младше Максима года на два – и Митькина ровесница. Но первым ее увидел именно Максим – когда она впервые приехала к своей бабушке, Анне Петровне, погостить. Высокая, с рыжими  волосами и раскосыми зелеными глазами. Она была с очень необычной внешностью – и в свои тогда 13-14 лет очень по-взрослому выглядела.  Ее семья переехала в Якутск откуда-то из Ставрополья, и в первое же лето ее отправили к бабушке погостить: родители ее были то ли геологами, то ли археологами, то ли золотодобытчиками.

Макс уже тогда был «первым парнем на деревне». Он попробовал было подкатить к новенькой, но не получилось. А вот Митька сразу нашел к ней подход. С тех пор они стали дружить втроем, на зависть всем. Как-то так получилось, что, приехав на лето, Виктория осталась у бабушки, пошла в школу, в один класс с Митькой. Так они и дружили, а потом, в один момент, поняли: они теперь не только братья, а еще и соперники.

***

Когда Максим вернулся с армии, он понял, что пропал: так похорошела Виктория! И какими глазами смотрел на нее Митька! В первый же день они поехали кататься на лодке. «Не езжайте, сынок, грозу обещали», - просила мама, хлопоча и готовя праздничный стол к возвращению из армии сына. «Мам, мы быстро. Знаешь, как я соскучился по нашей речке! Все будет нормалек, не беспокойся. Мы ж в воде с Митькой как рыбы», - подмигнул Максим матери и чмокнул ее в щечку. «За Викушкой присмотрите, она плавать не умеет», - напоследок сказала Анна Петровна, которая пришла помочь с готовкой и стряпней.

***

Еще на берегу Максим обеспокоено вглядывался вдаль: там заволакивало небо. Но над ними сияло солнце, и небо было чистое и ясное. «Может, ну его? Давай завтра. А то, кажется, тучи собираются…» Но Митька насмешливо пропел: «Тру-у-усишь? Ну и ладно. Тогда мы с Викулькой вдвоем». И Максим согласился.

 Они не успели. Небо заволокло практически мгновенно. Когда они были на середине реки, загрохотал гром, засверкали молнии и хлынул ливень. Виктория, испугавшись, резко вскочила на ноги, покачнулась и, не удержавшись, упала за борт. «Макс, она же плавать не умеет!» - крикнул Митька и нырнул за ней в темную бурлящую воду. Следом кинулся и Максим.

***

 Он сумел спасти Викторию. А Митьку… Митьку нашли на следующий день, ниже по реке. Похороны, словно окаменевший от горя отец, обезумевшая мать – все было как в тумане. Невыносимая боль и осознание того, что ничего уже не вернешь. Праздничный стол, который готовила мать, стал поминальным.

 Но что еще страшнее  – родители обвинили в случившемся Максима. «Не хочу тебя видеть. Никогда! Если б не ты, Митя был бы жив!» - сухо отчеканила мать.  Сразу после поминок Максим собрал вещи. Отец дал немного денег, но остановить даже не попытался.

С тех пор прошло больше 20 лет. Максим устроился на работу в Якутске, заочно окончил институт, женился. В семье – двое уже вполне взрослых детей и маленькая пятилетняя дочка. Никто из них не знает, что у них были еще бабушка и дедушка. Воспоминания о них всегда были для Максима больным местом.

***

…ведь однажды, лет через пять после случившегося, он попытался с ними помириться. Приехал под Новый год. Но мама, увидев его, ушла в комнату и закрылась на щеколду. С отцом разговора не вышло. Он оставил ему свой номер телефона и городской адрес, но за все эти годы, вплоть до смерти, он ни разу ни позвонил, ни написал. «Почему? Почему, трагически потеряв одного сына, они добровольно отказались от второго? Или я действительно настолько виноват в смерти Мити?»

- Ты не виноват, Максим. Не более чем я, - вдруг сказала Виктория. Оказывается, он уже два часа изливал ей свою боль, свое отчаяние…

- Знаешь, сейчас-то уже можно рассказать, чего уж там, - совсем по-бабьи махнула рукой женщина. – Понимаешь, Максик, вот  в чем дело-то. Неродной ты был Екатерине Ивановне. Ты сын, прижитый от любовницы отца… Ты был его грехом. Гулял он на стороне отчаянно – не могла Екатерина Ивановна забеременеть никак. Ну а ты родился, мать про то прознала, да и уговорила полюбовницу отца отдать им сыночка. Денег заплатила. Так молодая еще была, ветер в голове. Условие только мать твоя поставила: денег мы даем, и чтобы уехала она из села, с глаз долой. А через два года и Митька родился. В народе же не зря говорят: хочешь своего понести – пригрей сироту. Так оно и получилось. Потому и простить не смогла она – ни тебя, ни отца твоего, ни себя, что тебя, сына шалавы, в дом свой взяла и семью свою погубила.

***

И тут  Максиму все стало понятно. «Я родился незаконнорожденным. Я был никому не нужен – ни родной матери, ни отцу. И в семью меня взяли как талисман – чтобы своего ребеночка родить. Поэтому они так легко и смогли отказаться от меня. Меня  – «сына шалавы, отцовский грех» - мама больше видеть не могла».

На всю жизнь Максим запомнил мамины слова, сказанные ему при прощании: «Лучше бы ты утоп, а не Митенька», но понять их смысл он смог только через 20 лет.