Дар или наказание?

Они, по рассказам, обитали в заброшенных юртах, на ветвях раскидистых лиственниц, где чернели шкуры жертвенных животных, на заросших холмах, где маячат могильные кресты. Практически в любом населенном месте, будь то маленький наслег или даже город, непременно находятся места с плохой репутацией, так называемые абаасылаах сирдэр, от которых даже не сильно суеверные люди предпочитают держаться подальше. Наверное, поэтому в старину в каждом наслеге было полно шаманов, и великих, и малых. Кроме них, были ведуны, предсказатели-ичээн, гадальщики, знахари-отосуты, ясновидящие- билгэситы, припадочные-мэнэрэки, бесноватые. А еще у якутов есть такое понятие, как «человек с открытой плотью», который от природы наделен способностью видеть обитателей «нижнего мира», чувствовать сверхъестественное. Именно такие люди видят вещие сны. Как правило, у них в предках имеются шаманы или удаганки. Это нервные, возбудимые, часто болезненные люди с тонкой нервной организацией.

Я тоже часто вижу вещие сны, эта способность передалась мне от матери, хотя шаманом, по воспоминаниям, был дядя отца. Говорят, однажды, в 30-ые годы, он спас односельчан от голода, посадив проезжающую баржу с мукой на мель как раз напротив своего села. И будучи на дальнем покосе, ворчал: мол, опять эти озорники играют с моим бубном! Но моему отцу, видимо, ничего не обломилось от шаманского дара дяди, он был здоров, спал крепко и никогда не говорил, что ему приснилось. А вот мама часто рассказывала о своих снах.

В те годы наша семья часто переезжала из одной деревни Хангаласского улуса в другую, куда пошлет партия отца -- председателя колхоза. В одной из деревень сразу по приезде в первую же ночь ей приснился удивительный сон: глубокой ночью, когда все спали, в дверь постучался одноглазый великан ( по словам соседей, дух этих мест ), мама его не пустила, прогнала, сказав: мол, мы тут чужие, иди себе, не беспокой нас! Великан ничего не сказал и послушно ушел, его шаги еще долго и гулко отзывались эхом. В другой деревне к ней во сне пришла двоюродная сестра, она была в одной нижней рубашке и, дрожа от холода, попросила скорей пустить, поскольку ей очень холодно. Мать тут же бросилась открывать дверь и вдруг вспомнила, что сестра-то год как покойница. Она сразу закрыла дверной засов, задернула занавески на окне и закрыла печную вьюшку, сказав: иди-иди отсюда, ты ведь уже умерла! И сестра, как и одноглазый великан, послушно ушла. Потом все, кому мама рассказывала про сон, говорили, что мать поступила совершенно правильно, видимо, поэтому ничего плохого в нашей семье не случилось. В третьей деревне нас поселили в «плохой» дом, в котором, несмотря на то, что он был новый и крепкий, никто не хотел жить. Вот уже несколько лет он стоял закрытый, с заколоченными окнами. Отца в тот же день вызвали на участок к коневодам. В то время с нами временно проживал младший холостой брат матери. Рассказывают, как только стемнело, я ( мне тогда было года четыре ) стала рыдать и страшно кричать: «Здесь абаасы, я боюсь! -- и никого никуда не выпускала. Мама, дядя, мои сестры и братья, напуганные моими воплями, собрались в одной комнате и, не гася света, просидели всю ночь без сна. А утром узнали от соседей нехорошую историю дома. Как оказалось, все три хозяйки этого дома кончали жизнь трагически, повесившись в своем хотоне, причем без особой видимой на то причины. С тех пор дом заимел плохую репутацию: по слухам, духи прежних хозяек являлись и подговаривали случайных гостей дома последовать их примеру, ни одна семья не хотела жить в таком доме. «Неужели вам ничего не привиделось?» --удивлялись соседи. В тот же день мы переехали в другой дом. Сейчая я думаю: своими ужасными криками я тогда отпугнула злой дух, поэтому он ( или она ) никого из нас не тронул, ведь, по слухам, и сами абаасы пугаются громких звуков. С тех пор я думаю про себя, что я тоже из тех, «с открытой плотью». К примеру, до сих пор дома с плохой аурой чувствую свой кожей: один раз мне пришлось заночевать в квартире, где когда-то убили человека. Мне об этом ничего не сказали, только утром повинились: мол, извини, не знали, что ты так тонко все чувствуешь. Я стонала и металась всю ночь, что-то черное, огромное выходило из угла и придавливало мою грудь ( якуты называют это -- баттатыы, буквально – быть придавленным ). А еще плохо сплю в любой больнице. Вещие сны, к сожалению, не всегда хорошие, чаще душа предвидит какое-либо несчастье. Так, во сне я увидела старшего брата в черном похоронном костюме за две недели до его смерти. Помнится, от меня тоже отмахнулись: мол, кто о чем, а эта вечно о своих снах! По мнению эзотериков, во время сна душа покидает наше тело и отправляется в странствия в потусторонний мир. При этом душа и тело связывает незримая нить, и эта нить у разных людей разматывается по-разному. У кого размоталась немного, душа пребывает рядом, таким снятся простые, телесные сны, у людей духовных, с тонко организованной психикой, душа обычно отлетает далеко. Вот почему спящего нельзя резко будить: при таком пробуждении незримая нить может оборваться, и тогда душа заблудится в поисках хозяина.

В начале 80-х, когда я жила в Алма-Ате, откуда ни возьмись, на город нахлынуло несколько цыганских таборов. Они вольно раскинули свои шатры в предгорьях Алатау, днем пестрой толпой шныряли по базарам и площадям. Цыганки всех возрастов в длинных цветастых юбках, как будто сошедшие с экрана исторического фильма, ловили прохожих на предмет гадания, нагло преграждая дорогу, вырваться из их цепких рук было порой непросто. Все говорили только о том, кого где подловили и сколько денег выцыганили. Милиция их, конечно, гоняла, но безрезультатно. Однажды мы с моей коллегой Турсун тоже попали в такую переделку. Мы шли из базара, нагруженные сумками, на ногах туфли на высоченных платформах, на которых далеко не убежишь. Три цыганки, две совсем молоденькие, одна пожилая, решительно встали на нашем пути. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы вычислить «слабое звено». Они окружили мою подругу и зачастили речитативом: «Ай, такая молодая, красивая, а уже венец безбрачия на голове, порчу кто-то напустил, позолоти-ка ручку, поможем!» Турсун страшно побледнела, казалось, еще немного – и бедняжка грохнется в обморок. Я, переложив пакеты в одну руку, ринулась на помощь и в тот же момент почувствовала, что меня схватили сзади. Резко повернувшись, столкнулась глазами со старой цыганкой. «Не мешай, ей помогут, сегодня ПОСЛЕДНИЙ день!» -- говорили ее глаза. Я стояла, не в силах оторваться от ее глаз и пялилась на нее, как кролик на удава. Не помню, сколько прошло времени. Через некоторое время мы очнулись на скамейке, Турсун плакала: цыганки увели все ее деньги.

А назавтра без какого-либо промежуточного периода, сразу после теплого бабьего лета, началась зима, пошел снег. Он шел несколько дней. Действительно, как поется в песне, такого снегопада давно не знали здешние места. Деревья, не успевшие сбросить зеленые кроны, не выдержали тяжести мокрого снега и обломились, треснули. Многие из них, упав на линии электропередач, вывели их из строя. Почти два месяца, пока их чинили, несколько микрорайонов города жило без электричества. Люди, как в войну, скупали свечки, мыло, сахар и соль. У нас быстро кончились свечки, и мы, как при царе Горохе, жгли по вечерам масло в блюдце, скрутив фитиль из ваты. Масло это нещадно коптило. К тому же у нас, конечно же, не было угольного утюга, поэтому ходили малость мятые и сильно прокопченные. Но это было ерундой по сравнению с тем, что в ту осень погибло много прекрасных стройных тополей и плодовых – яблоневых, вишневых, персиковых – деревьев, которыми по праву гордилась Алма-Ата. В суматохе как-то забыли о нашествии цыган, которых сразу словно ветром сдуло. Видимо, древним чутьем, данным им от рождения, они заранее знали, что выпадет снег, станет холодно, и откочевали в другие, теплые края. И только тогда мы вспомнили о загадочных словах пожилой гадалки: ПОСЛЕДНИЙ день. А ведь ничто не предвещало, что погода резко изменится, стояла ясная и теплая осень, почти лето. И синоптики никаких предупреждений о природном катаклизме не делали. После Нового года я уехала в поселок со смешным названием Кзыл-Шорик – преподавать великий и могучий сельским детям. Турсун также уволилась и работала в столовой. Она очень обрадовалась случайной встрече и вышла проводить. Тогда я заметила, что на ней подозрительно широкое платье из узбекского шелка. «Сняли, значит, с тебя венец безбрачия!» -- пошутила я, оглядывая ее округлившийся живот. «Месяц осталось до декретного, -- счастливо улыбаясь, ответила она. – Скоро уедем с мужем, родители зовут в деревню жить, дом нам построили. Приезжай к нам во время каникул». Я села в автобус и помахала Турсунай рукой. Наш автобус покатил на гору Кок-тюбе: мы собирались прокатиться по знаменитой канатной дороге до высокогорного катка Медео. 

С тех пор прошло много лет, но почему-то до сих пор помню печальный и мудрый взгляд старой цыганки, с рождения наделенной особыми сверхъестественными знаниями, но, видимо, не очень довольной этим даром. Удивляет то, как она без слов, не разжимая губ, донесла до меня свои слова: не мешай, сегодня последний день. И до сих пор думаю: что это – дар или проклятие?