Перепрыгивая через лужи

- Что сейчас делаешь?
- Сейчас? В данный момент?
- Играю.
- А во что играешь?
- Перепрыгиваю через лужи.
- И не боишься, что попадешь под машину?
- Но здесь же ни одна машина не проедет!

От редакции:

Во вторник в кабинете "Эхо столицы" появился пожилой мужчина. Вошедший, не представившись, попросил скачать с флэшки статью. На вопрос - кто он и что за материал принес, незнакомец ответил, что все узнаете из сохраненного, а на вопрос о его фамилии протянул паспорт. В паспорте значилось - Барковский Александр Анатольевич.

Убедившись, что скачан нужный файл (на флэшке их было множество), незнакомец вышел так же внезапно, как и зашел. Так в редакции появился рассказ белорусского журналиста Рышарда Капустинского, показавшийся нам достаточно любопытным. Правда, не со всем у автора можно согласиться и не забывайте - события рассказа разворачиваются в 1992 году.

Таня права. Со вчерашнего дня мороз ослаб, в полдень было даже два градуса тепла, и весь город тонет в грязи. Город Якутск - настоящий сибирский Кувейт, столица очень богатой республики, лежащей на золоте и алмазах.

Половина всех тех алмазно-брильянтовых чудес, которыми украшают себя богатые женщины во всем мире, какие можно видеть на витринах ювелирных магазинов Нью-Йорка, Парижа и Амстердама, приходят именно из Якутии (не говоря уже про алмазы, которые употребляются в геологическом бурении и резке металлов).

У Тани бледное личико. Зимой здесь все время темно, а если даже и покажется солнце, не ощущается, чтобы оно грело, светит ярко, режет глаза, но оно далекое и холодное. Девочка одета в очень короткое пальто в большую зелено-коричневую клетку. "Тяжело, поэтому невозможно каждый год покупать новое пальто. Откуда бы мама взяла на это деньги? А даже если бы и имела эти деньги, - Таня мечтательно улыбается, - то кто будет стоять в очередях и ждать, пока в Якутск привезут пальто точно для таких десятилетних девочек? Вдобавок таких худых и высоких".

Таня рассуждает и говорит про все это вполне по-взрослому. То же самое перескакивание через лужи. "Прыгать надо так метко и точно, чтобы не запрыгнуть в воду и не замочить сапожки, ведь где взять сапожки на замену?" "Конечно, - соглашаюсь я, - вдобавок ты могла бы простудиться и заболеть гриппом". "Простудиться? - удивляется девочка, - теперь, когда уже тает лед и становится тепло? Ты, наверно, не знаешь, что такое настоящий холод".

И маленькая сибирячка смотрит с выразительным, хотя и сдержанным преимуществом на человека, который уже старый, но, кажется, не понимает, что такое большой мороз.

"Большой мороз, - объясняет она мне, - познается по тому, что в воздухе висит ясная, почти сверкающая дымка". Когда человек идет, в той дымке делается коридор. Коридор имеет форму силуэта той особы, которая прошла. Человек проходит, но коридор остается, сохранятся в дымке неподвижным. Большой мужчина делает большой коридор, а маленький ребенок - небольшой коридорчик.

Таня делает узкий коридор, ведь она худая, но для ее возраста этот коридор высокий - это понятно, ведь девочка самая высокая в классе. Идя утром по этим коридорам, Таня ориентируется, пошли ли уже в школу ее одноклассники, - все знают, как выглядят коридоры их близких соседок и подружек. А вот широкий, низкий коридор, имеющий выразительную и решительную линию - это знак, что пошла уже Клавдия Матвеевна, директор школы.

Когда утром нет ни одного коридора, которые своей высотой соответствовали бы росту учеников базовой школы, это значит, что мороз такой большой, что занятий нет, и дети сидят дома. "Иногда можно увидеть коридор, который очень неровный и потом внезапно обрывается. Это значит, - Таня понижает голос, - что шел какой-то пьяница, споткнулся
и упал. В большой мороз пьяницы часто замерзают. Тогда такой коридор выглядит как глухой переулок".

* * *

Рышард Капустинский [Ryszard Kapuscinski] родился в 1932 году в белорусском городе Пинске, на то время находящийся в составе Польши.
С течением времени он стал "легендой польской журналистики".
В 1992-1993 г. г. Капустинский совершил путешествие по России, побывал и в Якутии.
Скончался 23 января 2007 года.

В общем, я не жалею, что приехал в Якутск, так как смог встретить здесь такую чудесную здравомыслящую девочку, когда ходил по улицам района, который называется Залог. Просто Таня была единственным живым созданием, которое я увидел в пустынном пейзаже этого района (был полдень, люди в это время на работе), а поскольку я заблудился - хотел спросить, как пройти на улицу Крупской, где мне была назначена встреча.

"Так я тебя проведу, - сказала с готовностью Таня, - ведь сам можешь не найти". На практике это означало, что я должен был присоединиться к ее игре, ведь пройти на улицу Крупской можно только одним способом - перепрыгивая через лужи.

Вот район Залог: перпендикулярные, широкие улицы. Здесь ни асфальта, ни даже булыжной мостовой. Каждая из этих улиц - это длинный, плоский, топкий архипелаг болотистых, грязных, никогда не высыхающих луж. Нет тротуаров, нет даже настила из досок, какие были у нас, в Пинске.

Вдоль этих улиц стоят деревянные, одноэтажные домишки. Это старые дома, их дерево почернело, мокрое, трухлявое. Окна маленькие, толстые оконные стекла в рамах заткнутые ватой, войлоком, тряпками. Из-за этих оконных стекол создается впечатление, что эти дома смотрят на нас словно через толстые очки, какие носят бабушки, которые еле видят.

В районе Залога мороз - это избавление. Мороз здесь держит окружение, местность, почву в строгой дисциплине, в железном порядке, в крепком и стабильном равновесии. Поставленные на мерзлой, твердой, как бетон, земле, домишки стоят просто и уверенно, по улицам можно ходить и ездить, колеса не вязнут в раскисшем болоте, сапоги не остаются в липкой грязи. Однако достаточно, чтобы наступил такой день, как этот, в какой я встретил Таню, то есть достаточно, чтобы наступило тепло...

Выпущенные с объятий мороза домишки дряхлеют и опускаются вглубь земли. Эти дома уже много лет стоят гораздо ниже уровня улицы, ведь поставленные когда-то на вечной мерзлоте, они своим теплом проделали себе ниши в обледенелой почве, в которые погружаются с каждым годом все больше. Каждый дом стоит в особой и все более глубокой яме.

Теперь волна апрельского тепла бьет по Залогу, и его кривые бедные домишки делаются неуклюжими, деформируются и проседают еще ниже земли. Весь район съеживается, уменьшается, углубляется так, что в некоторых местах мы видим уже только крыши - как будто большой флот подводных лодок постепенно погружается в море.

- А это видишь? - говорит Таня. Я посмотрел туда, куда показывала ее рука, и увидел следующую вещь: оттаявшие помойки змейками, ручейками, канавками, щелями начинают стекать проста к стоящим здесь домам.

Природа в Сибири экстремальная, здесь все внезапное и крайнее, таким образом, когда грязь в Якутске заливает дома, так это никакая ни капель, ни журчание, разреженной темно-серой мази, а атака потревоженной лавины, которая внезапно и неудержимо двинулась в направлении крылец и дверей, заполняя проходы и двора. Улицы как бы выходят из берегов и вливаются в дома Залога. В доме ходят по воде, вода покрывает пол, она повсюду.

"Немного неприятно пахнет, - добавляет Таня, - ведь в Залоге нет канализации, потому во всем этом есть разные вещи, - она морщит лоб, ищет соответственные слова, наконец капитулирует и констатирует, - просто разные вещи".

Еще на одно хочу обратить внимание, на воткнутые в землю то здесь, то там таблички, которые предупреждают, что здесь нигде нельзя копать. Почему? А потому, что электропровода идут просто вкопанными в землю, и когда кто-нибудь воткнет лопату и попадет в провод, так напряжение его убьет. В Залоге можно влезть в грязь по самые уши, намочиться и замараться в болоте, а также попасть в сток, и даже - погибнуть. Потому зимой более безопасно, зимой никому не придет в голову копать землю.

Уже подходя к улице Крупской, мы встретили около какого-то домишки бабульку, которая резвыми движениями пробовала сдержать метлой течение грязи, вползавшей на крыльцо.

"Тяжелая работа", - спросил я, чтобы начать разговор. "А, - ответила она, пожав плечами, - всегда весна такая страшная. Все течет". Воцарилось молчание. "Как жизнь?" - задал я самый банальный и идиотский вопрос, чтобы как-то поддержать разговор. Бабуля выпрямилась, оперла руки о черенок метлы, посмотрела на меня, даже усмехнулась и сказала вещь, какая является самой сущностью российской философии жизни: "Как живём?" - повторила здравомысляще и добавила голосом, в коем были и гонор, и решимость, и терпение, и радость - "Дышим!"

Рышард Капусцiнскi. Имперыя. Мiнск. 2009. С. 182-193.
Перевод А. Барковского