Приемный ребенок – нужно ли об этом говорить в школе?

-Самый частый вопрос: надо ли говорить окружающим, в том числе воспитателям, педагогам, что в семье воспитывается приемный ребенок?

-Каждая семья решает для себя сама, рассказывает ли она об этом окружающим. С одной стороны, вы не обязаны никому сообщать способ, которым вы обзавелись детьми, – это интимная, внутрисемейная информация, и сами решаете, какому кругу лиц это надо знать. Другое дело, что если у ребенка есть какие-то особенности поведения, связанные с его прошлым, с травмами, то тогда имеет смысл сказать об этом как минимум педагогам, чтобы у них не было фантазий на тему того, что ваше чадо так себя ведет, потому что вы его плохо воспитывали. Например, если у ребенка есть некоторое отставание в развитии или словарный запас его маловат – это не потому что вы им не занимались и не читали книжки. Совершенно нормально говорить о проблемах малыша, о его особых потребностях, трудностях, сложностях, вовлекать учителя в сотрудничество, во взаимодействие, чтобы реабилитация маленького человека была общей задачей.

-Насколько я понимаю, если ребенок находится под опекой, то об этом поневоле узнают все, потому что такая информация есть в тех документах, которые родители подают в сад, школу...

-Да, это написано и в карточке в поликлинике. Не узнать об этом не могут: заведующая садом или директор школы, классный руководитель, воспитатель, врач. Все остальные люди – это личное дело родителей ребенка, ведь окружающие его карточку в руки не берут. Если по какой-то причине это важно, мама и папа могут предупредить того же классного руководителя, что они бы не хотели, чтобы эта тема обсуждалась в школе. Это совершенно нормально, это входит в область профессиональной компетенции – соблюдать конфиденциальность информации.

-Если ребенок сам об этом знает, наверняка он не будет делать из этого тайны?

-Вообще, на мой взгляд, всегда проще не городить огород и устраивать тайны там, где они не нужны: сам малыш может сказать, его могут спросить и так далее… Обычно, когда семья к этому относится спокойно, и чадо к этому относится так же. Соответственно, если сам ребенок относится к этому нормально, то и остальные дети тоже. Ведь как развиваются все эти истории про «дразнить – не дразнить»? Всегда кто-нибудь сначала запустит пробный шар – что-нибудь скажет. Если в ответ ничего интересного не происходит, то этот выпад оказывается последним. Если в ответ происходит целое представление с обидами-рыданиями-киданиями, то обязательно жди продолжения. Повторюсь: если в семье к факту, что ребенок приемный, относятся как к чему-то само собой разумеющемуся, то спокойной будет и реакция ребенка на любые возможные упоминания об этом. Тем меньше у него шансов стать жертвой насмешек.

-Насколько я понимаю, даже если ребенок в семье с раннего возраста и у него с приемными родителями все прекрасно, все равно у детей остаются последствия тех травм. Надо ли в этой ситуации заранее говорить с классным руководителем, если нет очевидных проблем?

-Если ребенок еще не пережил потерю своей семьи, если он нервничает, прямо сейчас переживает кризис на тему своей приемности, об этом надо предупредить классного руководителя, например, чтобы он был чуть более деликатен с малышом какими-нибудь заданиями типа: «Составь свое генеалогическое древо» или «Напиши историю о том, почему родители тебя так назвали». Если ваш ребенок знает, что его где-нибудь оставили и даже не назвали, ему в этой ситуации может быть несладко.

-А какие вообще есть острые углы в отношениях семьи с усыновленным ребенком и общества?

-Прежде всего, конечно, это всякие организации, куда ребенок попадает, – детский сад, школа, поликлиника. Это связано с тем, что в общественном сознании все устроено по-простому: вот ребенок был в детском доме – и он был несчастный, вот он попал в семью – и ровно в этот день, когда на него подписали документы, он стал счастливым. Какое-то время он привыкает, но как начал «мамой» называть, как в мелодрамах – так все и наладилось. И с этого момента общество ожидает, что малыш будет, как все, и уже ничем не будет отличаться от других детей. То, что у ребенка вследствие пережитого травматического опыта еще долго будут проблемы, не осознается, и терпимости к этому очень мало. Поэтому, как только такой малыш со своими проблемами приходит в детский коллектив, выходит во двор, родителям сразу начинают предъявлять требование: быстро, прямо сейчас сделайте, чтобы все было хорошо. Это могут быть очень непростые случаи. Например: у ребенка агрессия, он бьет других детей на детской площадке. И действительно, как бы ни сочувствовали детям с тяжелым опытом окружающие мамы и папы, они вряд ли хотят, чтоб их собственный ребенок был в синяках и получал свою психологическую травму. Это сложная ситуация. Она требует сотрудничества педагогов и родителей. Есть и простые истории, когда люди со стороны элементарно не знают, что у малыша с опытом проживания в учреждении может очень долго быть нарушено пищевое поведение. Ребенок ест в неограниченных количествах, много, всегда и везде: в гостях, в саду, школе. Такое поведение трактуется посторонними так: злобные приемные родители деньги за него получают, а не кормят. И конфликтов, когда озабоченная воспитательница продленки звонит в опеку со словами – мол, проследите за семьей Петровых, потому что их Вася съедает три порции за обедом и просит четвертую, очень много. Или еще пример. Мальчик приходит в гости к приятелю по подъезду и выгребает всю вазочку с печеньем, и назавтра весь двор обсуждает, что, наверное, он, бедная сиротка, печенья не видит… А ведь это просто неосведомленность людей о том, что такие проблемы с поведением могут быть следствием пережитого ребенком, которого забрали из детского дома.

При этом все знают, что если человек пережил блокаду, то он и через пятьдесят лет не может кусок хлеба выкинуть, а тут – нет, не знают, не соединяется в голове этот опыт. В реальности же многие дети из детдомов ровно с таким опытом: кроха был в семье, где его не кормили, был в учреждении, где его кормили не тогда, когда у него была потребность, а по расписанию. Фактически все дети из сиротских учреждений – с опытом пережитого голода, и этот «хвост» какое-то время – иногда год, два, иногда больше – тянется. И нужно время, чтобы понять, что все нормально, что всего хватит. Для окружающих это скорее вопрос просвещения.

-Вопросы с продленкой или с мамой, у которой съели печенье, решаются путем спокойного разъяснения ситуации. А когда весь двор или класс ходит в синяках, что делать?

-Тут главная проблема – это когда начинается перекидывание ответственности, как горячей картошки. Учитель говорит: объясните своему ребенку дома, как надо себя вести, я не могу, у меня тридцать человек, я за ним не услежу. Родитель же может сколько угодно объяснять сыну дома, как надо себя вести, но, когда он находится в школе, у 7–9-летнего ребенка, естественно, в голове и близко нет этих объяснений! Его поведение в тот момент может регулировать только взрослый, который находится рядом. Если учительница играет в беспомощность – «а что я могу, их много, я одна, он побежал, схватил, я не успела, я не знаю» – то все, приплыли. Надо понимать, что никакие разговоры дома (до определенного возраста), к сожалению, не конвертируются в самоконтроль. Это превышает возможности ребенка, тем более, если малыш был психологически травмирован. Это наша общая проблема – ребенка, родителей, учителя, других родителей, и мы все вместе должны ее решать.

- Когда в классе возникает конфликт между детьми, обычно начинается противостояние одной группы родителей другой, одного родителя – всем остальным и так далее. В этой ситуации неизбежно возникает желание группы родителей выпихнуть из класса проблемного ребенка. И в истории с приемным ребенком наверняка могут быть перейдены границы деликатности и корректности… Имеет ли смысл как превентивная мера в общении со школьным родительским сообществом – «стать на скамеечку» и сразу заявить о проблемах своего ребенка?

Тут принципиальный момент – стратегия поведения учителя, как ни крути. Все эти родительские «стенка на стенку» всегда идут с подачи педагога. Каждый раз, когда рассматриваешь конфликт, выясняется, что в конечном итоге все упирается в лояльность к учителю, особенно в началке: кому учитель нравится, кому нет, и так далее. Поэтому если у педагога есть сформированное желание иметь класс как единую консолидированную нормально функционирующую группу, то все несложно решается. Учитель проводит собрание, представляет маму приемного ребенка: «А сейчас мне бы хотелось, чтобы мама Пети сказала пару слов о нем». А еще мудрый педагог заранее обсудит с мамой Пети, что говорить другим родителям о мальчике, а также объяснит другим родителям, как реагировать на детские жалобы на Петю. Если мама и классный руководитель вдвоем скажут: «Могут быть такие-то трудности, но мы над этим работаем, мы за этим следим, может быть такое, что мы не уследим, если ваш ребенок приходит и жалуется на Петю, делайте то-то и то-то, на это не обращайте внимания, а в этом случае звоните маме, а в этом случае – учительнице, говорите ребенку то-то и то-то и так далее», то ситуация сразу и в корне изменится. А конфликта, скорее всего, не случится.

Это профессиональный подход: в классе есть ребенок с определенными сложностями, учитель вместе с его мамой или папой озвучивают стратегию помощи, заручаются поддержкой других родителей и так далее. К сожалению, у нас часто получается по-другому. Педагог сам больше всего на свете хочет, чтобы Петя куда-нибудь делся. В результате неявные, но все же пассы активным родительницам на тему того, как тяжело с этим Петей, как все страдают от того, что он с нами… И начинается процесс «стенка на стенку», а учительница сидит в уголочке со словами «ах, ну что же я могу сделать, мне тоже очень жалко Петю, но этого хочет класс». Внутри любого подобного конфликта именно так все и устроено. И тут уже Петиной маме «вставать на табуреточку» – поздно. Каждое слово, которое она скажет, запомнится и будет преподнесено Пете в такой форме, что он действительно может повести себя неадекватно. Все сводится к правилу: любая проблема решаема, если правила игры человеческие, и не решаема, если правила – «падающего толкни», «козла отпущения изгони», «мы не виноваты, мы святые, он плохой». А правила задает педагог – он в этой ситуации главный.

- Это правило распространяется на детский сад или там включаются другие закономерности из-за того, что дети младше?

- Все то же самое. Там тоже педагог, который руководит группой детей, и поскольку с родителями он взаимодействует не напрямую, а через детей, то для группы мам и пап он является неформальным лидером. Какие правила он задает, такие и есть. Если он сам транслирует, что да, проблема, да, сложно, но мы справимся – это одна ситуация, а если он всем свои видом выдает – ой, какой кошмар, что за Петю вы к нам привели, – то тут и ловить нечего. В такой ситуации стоит сменить группу или сад.

У многих приемных детей, поскольку есть дефицит внимания взрослых, почти болезненная зависимость: им нужно привлекать ваше внимание любой ценой. Например, учительница сказала: дети, пишем упражнение. И он начинает: у меня ручки нет, у меня тетрадки нет, а я не понял, а расскажите мне еще раз – элементарно «выцыганивает» внимание. Ребенок не со зла это делает, у малыша нет цели довести педагога до белого каления, просто у него в какой-то момент возник стресс. Не важно отчего: задачка сложная, погода меняется, кто-то что-то сказал на перемене… А в состоянии стресса травмированная зона у любого человека становится более уязвимой. В данной ситуации все выглядит так: как только ребенку показалось, что учительница на него не смотрит, у него начинается паника. Как человек, переживший голод, испытывает страх перед голодом, так у крохи, испытавшего эмоциональный голод, как только ему показалось, что его игнорируют, отвергают или он не нравится, возникает панический ужас! И все, мозги выключаются. Дальше он готов любыми способами добиваться только одного – внимания. Если вы увидели это один-два раза, не надо ждать следующего! Если есть малейшие подозрения, что «сейчас начнется», учительница может спокойно подойти к такому ребенку и дальше давать указания всему классу не из-за своего стола, а стоя около него, положив ему руку на плечо. Это отнимет у педагога тридцать секунд… 

- Но это единственный случай, а ведь с этим же ребенком могут быть сотни других разных ситуаций в школе.

- Все-таки не сотни. Понятно, что в первые дни и недели в саду, в школе тяжелее всего, когда никто никого не знает, но это время, которое надо пережить. Постепенно все станет более или менее понятно. Не бывает детей, у которых было бы двести двадцать пять больных мозолей. У конкретного Пети этих мозолей одна-две, максимум три. Есть типичные реакции: либо он агрессивен, либо нуждается во внимании, либо впадает в ступор и пугается. И нужны две-три недели, чтобы это увидеть, а дальше, понимая, что за этим стоит, всегда проще предотвратить, чем лечить. Легче потратить тридцать секунд, чтобы перекрыть приступ в самом начале, чем потом расхлебывать эту историю весь урок.

- Я правильно понимаю, что для учителя будет неправильно создавать вокруг приемного ребенка какой-то кокон? «Это вот у нас Петя, он пережил такую травму, поэтому мы все обращаемся с ним, как с хрустальным, все прощаем»?

- Нет, не нужно никакого особого кокона. Прощать – это тоже не про это. Да, где-то надо не обратить внимания, где-то дать больше времени. Ведь что такое «легкий» ребенок в школе? Легкий – это тот, у которого все хорошо с привязанностью. Он родился дома, живет со своими родителями, у него было все хорошо в семье, он в семь лет приходит в школу с огромным багажом доверия к взрослым. За семь лет своей предыдущей жизни малыш выучил, что взрослый – это человек, который поможет, защитит, плохого не посоветует, с ним интересно и можно многому научиться. Он смотрит в рот, с ним легко – он доверчив. Если говорить про приемного малыша, у которого, грубо говоря, все было не так радужно с привязанностью, то он приходит совершенно с другим: он будет проверять, можно доверять или нет, обидят ли его, что от учителя ждать. А есть дети, для которых взрослых в их картине мира вообще не существует, они привыкли быть сами по себе и ни на кого не ориентироваться, потому что не получали защиты. Поэтому главная задача учителя состоит в установлении отношений с детьми. Нельзя ничему научить ребенка, с которым у тебя нет отношений. В началке так: сначала отношения – потом знания!

-Родителям реально заметить, какой учитель попался именно им?

- Да, конечно! Если вы посмотрите, например, как дети куда-то едут со своими учителями – на праздник, на экскурсию, то вы сразу поймете, хорошая у них школа или плохая. Как выглядит эта поездка в плохой школе: дети тусуются между собой, учительница находится совершенно отдельно с выражением на лице «за что мне этот крест». Иногда она гаркает на детвору «не ходите туда-то, не орите, не шумите», и между учителем и детьми не происходит никакого общения. И посмотрите, как куда-то едет класс из хорошей школы. Я как раз это недавно наблюдала – там было несколько детей и три учителя. Они непрерывно были в общении, они ему радовались, им наслаждались. Не были обязаны сейчас общаться, но им было интересно, они что-то обсуждали, играли в какие-то игры.

Ребенку очень важно, чтобы учитель был ему рад, ему надо чувствовать, что педагог здесь для тебя, что он тебя ждал. И тогда маленький человек готов делать все, что угодно, – даже решать непонятные ему задачки и выполнять все заданные «домашки»! Они это делают только ради взрослых, только на доверии, только как подарок маме или учительнице. А для того, чтобы ребенок сделал этот подарок, ему должно захотеться! 

Помню, я читала как-то про интересный эксперимент в Америке. В одной очень неблагополучной школе в бедном районе, где дети толком не учились, хамили учителям, чуть ли не били их, прогуливали уроки и так далее, сделали следующее. Ничего не поменяли: ни педсостав, ни программы, а просто ввели несколько простых правил для учителей. С каждым ребенком утром здороваться, посмотрев ему в глаза; если ученик не пришел, то независимо от причины обязательно позвонить ему домой и без наезда спросить, как дела, куда ты делся, я тебя ждал, жаль, что тебя не было и так далее. А еще каждого ребенка по правилам нужно было в течение недели хотя бы один раз за что-то похвалить. Неважно за что: сделал уроки, вытер с доски, помог учителю. У них через год была другая школа. Три простых правила – и вот результат.

-Интересно, а это сказалось на учебных результатах?

- Конечно, как минимум потому, что дети стали меньше прогуливать. Учителя были неплохими предметниками, просто они не справлялись с ситуацией, и школа шла вразлет. Все, что они изменили, это дали понять ученикам: дети, вы нам дороги, вы нам нужны, мы вам рады. И все.

Екатерина АКИМОВА, центр «Учись учиться»