Записки врача-2

(Окончание)

17 апреля 2019

Временами я подрабатываю в родильном отделении. Акушерство — это отдельная история. Тут речь идет о жизни матери и ребенка. Поэтому всевозможные риски осложнений весьма высоки. Звонок в ординаторскую:

 — Алло, реанимация? Срочно в операционную, у нас отслойка плаценты, кровотечение!

 — Принято, бежим! — ответил я. 

Быстро позвал медсестру и побежал в операционную. У нас обычно в экстренной операционной все готово для подобных ситуаций. Поэтому долго готовиться не приходится. Доставили беременную. Контактна, правда, немного возбуждена. Я ей объясняю про анестезию:

 — Здравствуйте, я ваш доктор-анестезиолог, зовут Георгий Иванович. Сейчас я вам сделаю общую анестезию. Это значит наркоз, будете спать. Хорошо?

 — Да, я поняла, — ответила больная. 

На расспросы и детальный осмотр времени не было. Одновременно со всеми нашими действиями помылись акушеры-гинекологи. Через пару минут я начал вводить больную в состояние наркоза. После того, как больная уснула, стал проводить интубацию трахеи — это необходимый этап общей анестезии для обеспечения адекватного дыхания во время анестезии и операции. Интубировал, подключили больную к аппарату искусственной вентиляции легких. Операция началась. В этот момент ко мне подходит моя медсестра и шепотом говорит: «Георгий Иванович, посмотрите, у нее изо рта что-то торчит». Я немедленно начал осматривать ротовую полость больной. А у нее, как мне тогда показалось, передние зубы торчали как-то неестественно. У меня сразу в голове промелькнула мысль: «Я сломал зубы, вывихнул челюсть!». Взял руками те торчащие зубы. Вы не представляете, что это было! Так сказать, народное творчество. Это самодельные передние зубы, сделанные из свечей. Да, те, которые мы используем, когда света нет. Я не знал — радоваться или плакать. К счастью, операция быстро закончилась, кровопотеря была небольшая, и я разбудил больную. Она хорошо проснулась, спрашиваю ее:

— Скажите, что с вашими передними зубами?

— У нас в деревне стоматолога нет, да и денег нет. Поэтому делаю их сама из свечей.

— Они у вас выпали во время наркоза, — объясняю я пациентке, а она продолжает:

— Ничего страшного, я их заново сделаю. 

Конечно, всякое бывает, но с самодельными зубами я встречаюсь впервые. Тем не менее дежурство продолжается. На замену одной поступают другие. Где-то в восемь часов вечера звонок в ординаторскую:

— Алло, это дежурный акушер-гинеколог Людмила Ионовна. К нам поступила тяжелая беременная. Видимо тотальная отслойка плаценты. Срочно берем на операцию.

— Хорошо, бегу, — ответил я. 

Пока добежал, больная была уже на операционном столе. Первое, что я заметил, она была весьма крупной женщиной. Пациентка была в сознании и на вопросы отвечала. «Здравствуйте! Я врач-анестезиолог. Скажите, какой у вас вес и рост?» — «Вешу 165 кг, рост 160 см примерно», — ответила больная.

При этом ее состояние начинает ухудшаться на глазах. Она резко побледнела, перестала отвечать на вопросы. Уровень артериального давления 70/30 мм рт. ст., ЧСС 120 в минуту. Я говорю своей медсестре: «Готовь на общую анестезию, пойдем на кетамине». Мы быстро начали наркоз и операцию. Хорошо ее восполнили, стабилизировали показатели гемодинамики. Общая кровопотеря составила 3 литра. Ребенок родился живым, его жизненные параметры были удовлетворительными. Утром она проснулась, даже встала, походила. Я зашел к ней, чтобы еще раз убедиться, все ли с ней хорошо. И ненароком услышал ее беседу с соседкой по палате:

— Вчера во время наркоза я все чувствовала и даже слышала, что врачи говорят. Представляешь? Ничего не умеют, еще и врачами работают!

— Ничего себе. А у меня все прошло хорошо, — ответила ей собеседница.

Тут я поздоровался, спросил, как она себя чувствует, она ответила, что все хорошо. Я не стал усугублять ситуацию, потому что вряд ли она поймет всю сложность проведенной работы, да и не знает, что ее жизнь и жизнь ребенка висели на волоске. 

23 апреля 2019

Вчера было трудное дежурство. Больных было много. Запомнился парень, который поступил с ножевым ранением в брюшную полость. У него была задета печень, так что кровотечение было массивным. К тому же группа крови четвертая и резус отрицательный. Это редкая группа крови, поэтому запасов в отделении переливания крови не было. Больной теряет кровь, а восполнить ее нечем. Я впопыхах спросил операционную бригаду: «У кого-нибудь есть четвертая отрицательная кровь?». Все ответили, что нет. Мой ординатор Илья сказал, что мать парня сидит в приемном отделении. Я его попросил, чтобы сбегал, узнал ее группу крови. Ильюшка вернулся с матерью, у которой также оказалась четвертая группа крови. Мы решили провести прямое переливание крови от матери к сыну. Пациент на глазах порозовел, поднял уровень артериального давления. Утром наш больной очнулся, начал сам дышать. Я передал привет от его матери. Правда, умолчал, что его мать госпитализировали. После переливания крови пожилой женщине стало плохо. Мы ее положили под наблюдение в терапевтическое отделение. Меня мой Илья спрашивает:

— Георгий Иванович, если бы не было матери, что могло бы произойти с этим пациентом?

 — Думаю, что он бы умер у нас на операционном столе. Сейчас по приказу переливать другую кровь нельзя. Я имею в виду первую группу, как, например, использовали в стародавние времена. По крайней мере, он вышел бы у нас очень тяжело и с большими потерями для организма. 

— Значит, новое не всегда хорошо?

— Сказать трудно. Мне рассказывали, что раньше таким пациентам переливали собственную кровь. Черпали из брюшной полости излившуюся кровь, пропускали через марлю и капали больному. Что делать, если донорской крови нет? Это, конечно, не всегда хорошо заканчивалось. Что сейчас? Мы в подобных случаях используем специальные аппараты. Например, Cell Saver. Знаешь ведь? Думаю, что этот метод берет начало с той кружки с марлей, где собирали кровь. 

30 мая 2019 г.

Вот опять, находясь на дежурстве, вспоминаю дочек. Я к детям отношусь весьма мягко, люблю их. В ночи мне часто мерещатся маленькие сладенькие ножки дочек, прямо чувствую их сладкий запах. Скучаю. Не думал, что настолько дети могут завладеть мной. Помню, во время ординатуры на цикле педиатрии был случай. Поступил к нам маленький смешной мальчик с переломом руки. Ему было 4 годика. Надо было провести оперативное вмешательство. Лежит он на операционном столе, а мой куратор Марина Макаровна пытается отвлечь мальчика. Разговаривает с ним:

— Петенька, ты какие игрушки любишь?

— Машинки, самолетики люблю, — отвечает ей мальчишка. 

Марина Макаровна показывает ему простой детский фокус: «Куда исчезает пальчик?». Мальчик радуется, смеется. Как вдруг в дверях появился наш врач-травматолог Капитолий Александрович Филиппов. А он большой, еле влезает в дверной проем. Видимо, решив подбодрить мальчика, он своим громким голосом сказал: «Я очень люблю кушать маленьких детей!». На что Петенька вскочил с операционного стола и убежал в сторону выхода. Долго искать не пришлось. Он спрятался под краном в раздевалке. На все уговоры мальчик отказывался выходить и отвечал, что не хочет, чтобы его съели. Пришлось запускать маму, чтобы та помогла нам уговорить ребенка. Когда все попробовали вести переговоры с мальчишкой, наступил и мой черед. 

— Петя, а я знаю, где спрятан клад.

— Что такое клад?

— Ну, это сокровища! Конфеты, шоколадки, море игрушек!

— Это разве клад?

— А что для тебя клад, Петя?

— Моя бабушка говорит, что самое важное для детей — это его родители. Значит, мой клад — это мама с папой! 

— И правда, а я об этом не знал!

— Как не знал? Ты же такой большой дяденька! Я еще тебе кое-что скажу. 

— Ух ты! Давай!

— Я совсем не боюсь уколов, просто боюсь, что ненароком заплачу и это увидит мама. 

В этот момент наша медсестра тихонечко поставила снотворный укол в попку. Наш маленький герой через десять минут уснул. Я взял его на руки и отнес на операционный стол. Он прижался ко мне и обнял. На пару секунд я почувствовал мягкое сердцебиение Пети. Мне так захотелось защитить его, такого маленького и смышленого мальчишку!

Наталья ИВАНОВА, врач анестезиолог-реаниматолог